— Лен, ты с ума сошла? У нас своя только родилась! — Алексей раздраженно захлопнул дверцу шкафа. — Какое еще усыновление? Елена стояла у окна , разглядывая серый февральский день. Роддом находился на окраине их небольшого городка, и из окна палаты открывался вид на унылые пятиэтажки и голые ветви деревьев. — Ты не видел его, Леш. Такой маленький… Три месяца всего, а уже никому не нужен, — она обхватила плечи руками, словно пытаясь согреться. Это случилось неделю назад. Елена уже готовилась к выписке с маленькой Дашей, когда услышала детский плач из соседней палаты. Плач был какой-то особенный — надрывный, безнадежный. Словно ребенок уже знал, что его никто не услышит. — От него мать отказалась прямо в роддоме, — тихо сказала пожилая медсестра Надежда Петровна, заметив интерес Елены. — Ванечка. Здоровенький, просто никому не нужный. С того дня что-то надломилось в душе у Елены. Она не могла спокойно смотреть на свою спящую Дашеньку, представляя, как в соседней палате лежит такой же малыш, только без мамы. Без ласковых слов, без нежных прикосновений, без любви. — Леш, давай хотя бы узнаем про документы? Просто узнаем, — Елена повернулась к мужу. — Может, это знак какой-то? Что мы можем помочь… — Знак? — Алексей невесело усмехнулся. — Знак того, что ты после родов не в себе. У нас ипотека, Лен. Квартира однокомнатная. Я один работаю. Какой еще ребенок? — Мы справимся, — упрямо сказала Елена. — Я через полгода в школу вернусь, у меня высшая категория… — Ага, — перебил Алексей. — А пока что будешь сидеть с двумя младенцами. Одновременно. Ты представляешь, что это такое? В коридоре послышались шаги, и в палату заглянула Виктория — школьная подруга Елены, пришедшая проведать роженицу. — О, семейный совет? — она окинула взглядом напряженные лица супругов. — Что случилось? — Лена с ума сошла, — буркнул Алексей. — Хочет взять второго ребенка. Прямо сейчас. — Какого второго? — не поняла Вика, присаживаясь на край кровати. — Тут мальчик есть… отказной, — Елена почувствовала, как предательски дрожит голос. — Ванечка. Три месяца ему. Виктория присвистнула: — Вот это поворот! А что врачи говорят? — Да ничего пока, — Елена покосилась на мужа. — Мы еще не узнавали. Леша против. — Естественно против! — взорвался Алексей. — Потому что хоть один человек в этой семье должен мыслить здраво! У нас своя дочь новорожденная, мы с ней-то толком не разобрались, куда еще одного? В его голосе звучала не только злость, но и страх. Страх перед огромной ответственностью, перед неизвестностью, перед возможными проблемами. — Леш, ты присядь, — мягко сказала Виктория. — Давайте спокойно поговорим. Он опустился на стул, провел рукой по лицу: — О чем тут говорить? Это же безумие. — Почему безумие? — Вика пожала плечами. — Люди и не такое преодолевают. Вон у моей коллеги трое приемных, и ничего — живут, радуются. — У твоей коллеги муж бизнесмен, если я не ошибаюсь, — желчно заметил Алексей. — А я простой инженер. И квартира у нас не трешка, а однушка в хрущевке. — Квартирный вопрос решаемый, — задумчиво протянула Вика. — Можно материнский капитал использовать… — Вик, ты тоже с ума сошла? — Алексей встал. — Какой материнский капитал? Какие приемные дети? У нас своя дочь только родилась! Мы должны все силы ей отдавать, а не распыляться! В этот момент заплакала Даша. Елена бросилась к кроватке, осторожно взяла дочку на руки. Малышка почти сразу успокоилась, уткнувшись носиком в мамино плечо. — Вот! — Алексей показал на них рукой. — Вот твоя главная забота, Лен. А ты о каких-то чужих детях думаешь… — Они не чужие, — тихо сказала Елена, покачивая дочку. — Они ничьи. В этом вся разница. В палате повисла тяжелая тишина. Было слышно только сопение маленькой Даши и приглушенные голоса в коридоре. — Леш, — наконец произнесла Виктория. — А давай просто сходим, посмотрим на мальчика? Ты же даже не видел его. — Зачем? — устало спросил Алексей. — Чтобы потом еще тяжелее было отказаться от этой безумной идеи? — Затем, что твоя жена уже увидела, — спокойно ответила Вика. — И ты должен понять, что она чувствует. Иначе этот разговор будет вечно вас мучить. Алексей долго молчал, глядя в окно. Потом медленно кивнул: — Ладно. Давайте посмотрим. Но это ничего не значит, слышишь, Лен? Это не обещание. — Конечно, — быстро согласилась Елена. — Просто посмотрим. Они оставили Дашу с Викторией и пошли в соседнее отделение. Пожилая медсестра Надежда Петровна, увидев их, понимающе улыбнулась: — К Ванечке? Сейчас, минутку. Она скрылась за дверью и вскоре вынесла сверток. Маленький, беспомощный комочек с едва заметными темными волосиками на макушке. …Алексей машинально протянул руки, и Надежда Петровна вложила в них младенца. Мальчик не плакал. Он молча смотрел в лицо незнакомого мужчины, словно уже знал: от этого взгляда зависит его будущее.

Алексей неловко держал ребенка, будто боялся сломать его своей неловкостью. Но Ванечка не протестовал. Наоборот — крошечная ладошка на мгновение коснулась его пальца и сжалась. Такой мягкий, теплый захват, будто крохотный голос без слов говорил: не уходи.

— Вот и всё, — пробормотала Елена, стоя рядом. — Он тебя выбрал.

Алексей не ответил. Он смотрел на Ваню, и в его голове боролись тысячи мыслей: ипотека, колики у Даши, ночные крики, очереди в поликлиниках, нехватка денег… Но еще была одна мысль, тихая, упорная: если не мы — то кто?

— Он спокойный, — сказал Алексей, как будто в попытке убедить себя, что это всё ещё просто осмотр, не решение. — Не плачет совсем.

— Он часто так… просто лежит, — заметила медсестра. — Ждет. Как будто знает, что никто не придет.

Эти слова больно ударили. Алексей снова посмотрел на малыша — на эти большие глаза, в которых уже жила тень одиночества. И вдруг ощутил странное… смятение? жалость? Или, может, страх, что потом, через годы, он будет вспоминать этот день с горечью, зная, что отвернулся.

— Ну что, папа номер два, — нарушила молчание Елена. — Как ощущения?

Он хмыкнул, не отпуская Ванечку: — Страшно. Очень. Но… он и правда не чужой. Как будто я его знаю.

Медсестра сдержанно улыбнулась и мягко проговорила: — Когда берёшь на руки такого ребенка, он становится твоим. Даже если ещё нет подписи на бумаге.

Алексей кивнул. Медленно. Неуверенно. Но в этом кивке было больше согласия, чем он сам готов был признать.

— Пойдем оформим документы, — тихо сказала Елена, протягивая руку, чтобы снова обнять и дочку, и мужа, и, теперь уже, сына.

Жизнь изменилась. Не вдруг. Не легко. Но по-настоящему. Потому что в ней теперь было место не только для страха — но и для настоящего выбора. Выбора ж

ить не только для себя.