Бабулю пихнули в ледяную реку, её нашёл мальчуган, который шёл из школы

 

Десятилетний Гриша торопился домой из школы. Мама строго наказала не задерживаться. Ночью у них отелилась корова, и Людмила Сергеевна весь день провела возле Зорьки и новорождённого телёнка.

 

Грише предстояло разогреть обед, помыть посуду и заняться уроками. Но его гнала домой не забота о домашних делах, а желание увидеть малыша. Новорождённые бычки такие милые, нежные, так забавно пьют молоко из бутылочки – как можно пропустить такое чудо?

Он весело подпрыгивал, шагая вдоль реки, где лёд уже полностью сошёл, и молодая травка кудрявила берега. Подойдя ближе, мальчик заметил пожилую женщину, мокрую с головы до ног, дрожащую от холода и заливавшуюся слезами.

 

— Здравствуйте! Что случилось? — спросил он и увидел, что рядом валяется куча мокрых тряпок. — Вы что, в реку упали?

 

— Ох, милый! Не упала я, меня толкнули! Вот и рыдаю, узнав, на какие жестокости способны люди! — Бабушка всхлипнула, дрожа ещё сильнее. — Думала добраться до деревни, может, кто пустит согреться, но судорога скрутила так, что ни вздохнуть, ни двинуться не могу!

 

— Бабушка, подождите, я сейчас! — крикнул Гриша и побежал в село.

 

Людмила Сергеевна только что вернулась из коровника, умылась и прилегла отдохнуть. Зорька упрямо отказывалась давать молоко: видимо, боялась, что люди всё заберут, оставив ничего сыночку Майку — так они назвали телёнка, родившегося в мае.

 

Люда не хотела подпускать малыша к матери: потом будет трудно приучить его пить из ведра. Да и Зорька, покормив телёнка сама, больше не позволит себя доить.

 

Через открытую форточку Людмила слышала, как мать и сын переговариваются в коровнике. Её отдых прервал резкий хлопок входной двери.

— Гриша, это ты? — спросила она. — Что дверью хлопаешь, пожар, что ли?

 

— Нет, мам, не пожар, хуже! Там у реки человек умирает!

 

— Какой человек? — Людмила моментально вскочила.

 

— Бабушка какая-то, вся мокрая, говорит, её в реку толкнули, она замёрзла и не может идти! Я ей что-нибудь тёплое отнесу!

 

— Господи, вот беда! — Мать начала лихорадочно рыться в шкафу. — На, возьми батькину старую дублёнку и шаль. Погоди! — вдруг воскликнула она. — Давай возьмём тележку для бидонов, может, пригодится!

 

Гриша метнулся в сарай и выкатил четырёхколёсную тележку, на которой Людмила обычно возила молоко на трассу. Она застелила её овечьей шкурой, сверху бросила дублёнку покойного мужа и почти бегом направилась к реке.

 

Бабушка больше не сидела возле своих вещей, а лежала на траве, скрючившись от холода. Людмила быстро накинула на неё одежду, затем осторожно подняла и переложила на тележку. Женщина была невесомой, как ребёнок. Она очнулась, посмотрела вокруг невидящим взглядом и попыталась улыбнуться.

 

— Не бойтесь, бабушка, всё будет хорошо, — сказала Людмила, и они с сыном повезли её домой.

 

Когда Ксению Петровну согрели в тёплой ванне, накормили и напоили горячим чаем, она не знала, как благодарить своих спасителей.

 

— Ох, деточки, дай Бог вам здоровья, счастья и благополучия за ваши добрые сердца! Спасибо тебе, Людочка, что вырастила такого правильного сына!

 

— Да что вы, Ксения Петровна, на нашем месте так поступил бы любой, — ответила хозяйка, но баба Ася, как она просила себя называть, возразила:

 

— Не скажи, кто-то же меня в эту реку толкнул!

 

Людмиле не терпелось узнать историю, поэтому она отправила Гришу играть с бычком, а сама села поближе к Петровне, чтобы поговорить.

 

— Жила я, Людочка, в доме старшего сына, в богатом доме. Пока жива была его первая жена Леночка, жили мы дружно. Она медик была, ухаживала за мной, следила за моими лекарствами. Когда Леночка заболела, Виталик нанял ей сиделку, а потом отвёз в хоспис.

 

После похорон через полгода сын привёл новую жену, Милу — молодую, красивую модель. И эта невестка сразу невзлюбила меня! Всё следила за мной:

— Мама, куда вы всё ходите? Только пыль в дом тащите!

 

Я объясняла, что мне двигаться нужно, а она фыркала:

— Вы что, до ста лет жить собрались?

 

Я плакала, нервничала, принимала успокоительные, а она кричала:

— Мама, какой старческий запах в доме! Опять вы своими пилюлями воздух отравляете!

 

Однажды она выбросила все мои лекарства. Я терпела, не хотела ссор между ними.

 

Когда сын уехал на экономический форум, невестка совсем осатанела. Запретила мне выходить из комнаты. Хорошо, что у меня есть своя ванная. Потом я попросила:

— Дочка, отвези меня к младшему сыну в деревню.

 

Она сначала раскричалась, а потом согласилась. Я уложила вещи в чемодан, но она принесла большую бумажную сумку:

— Вот сюда всё складывайте, я ваш чемодан таскать не буду.

 

Подъехали мы к мосту через реку, она остановилась:

— Смотрите туда! Мы приехали.

 

Я вышла, встала на берегу:

— Наша деревня з

а рекой.

 

И тут она меня толкнула! Я упала в воду вместе с сумкой…

Глава дрожала в воспоминаниях, и слёзы вновь покатились по её щекам. Людмила Сергеевна молча гладила её руку, сдерживая гнев.

 

— Вот ведь змея подколодная… — тихо выдохнула она. — И что ж вы теперь? К младшему сыну хотите?

 

— Хотела… Но как? Я даже не знаю, помнит ли он старую мать. Мы редко общались — жена его не любила гостей. А может, и адрес уже не тот…

 

— Ну ничего, бабушка Ася. Отогревайтесь, поживёте у нас, а там видно будет. С Гришей вам скучать не придётся, он к вам уже прикипел, — улыбнулась Людмила.

 

**

 

Прошла неделя. Баба Ася понемногу приходила в себя. Помогала Людмиле по хозяйству, рассказывала сказки Грише и кормила Майку из бутылки — бычок доверчиво тёрся о её колени, как котёнок.

 

Но сердце у неё ныло. Она не могла просто забыть, как её предали. И вот однажды, сидя у окна, она написала письмо — не сыну, а… в редакцию деревенской газеты. Просто рассказала свою историю, без злобы, без обвинений. И забыла про него.

 

Но рассказ этот, опубликованный в специальном выпуске ко Дню пожилого человека, произвёл эффект взрыва.

 

Через несколько дней к дому Людмилы подошёл мужчина в дорогом пальто. Он стоял у ворот, сжимая газету и еле сдерживая слёзы.

 

— Мама… — прошептал он, увидев бабу Асю, которая, заметив его, сначала остолбенела, а потом оперлась на косяк, будто ноги подкосились.

 

— Виталик?.. Ты… приехал?

 

— Прости… — Он упал на колени. — Я не знал. Я не знал ничего. Она сказала, что ты уехала… Я искал тебя неделю, как только прочёл…

 

Бабушка не плакала. Только положила руку на его голову и прошептала:

 

— Прости и ты меня. Я ведь тоже не сразу сказала тебе правду. Не хотела рушить твой дом…

 

Он обнял её крепко-крепко, как в детстве.

 

**

 

Через месяц Ксения Петровна переехала к младшему сыну — тот сам приехал, узнав о случившемся. Старший сын расстался с Милой — не простил. А Людмила с Гришей стали для бабы Аси не просто спасителями, а второй семьёй.

 

Майк, бычок, вырос крупным красавцем, и каждый год приносил в дом хороший доход.

 

Но главное было не в деньгах.

 

Каждую весну, когда река освобождалась ото льда, бабушка Ася сидела на лавочке, смотрела на воду и, закрыв глаза, шептала:

 

— Спасибо, Господи, что тогда рядом оказался Гришенька… Иначе меня бы уже давно не было.

 

А где-то в поле мальчик в кепке, уже повыше матери, гонял корову с телёнком и мечтал стать ветеринаром. Или… может, врачо

м. Ведь однажды он уже спас чью-то жизнь.