В 1980 году мне подбросили незрячего ребенка, я вырастила его как своего, но никак не ожидала, что с ним случится
В 1980 году мне подбросили незрячего ребенка, я вырастила его как своего, но никак не ожидала, что с ним случится
— Кто там рыдает? Степан, слышишь? В такую ненастную погоду кто-то плачет! — Вероятно, завывает ветер, Катюша. Какие могут быть слезы в подобную ночь…
Я выбежала на крыльцо, не набросив платок. Осенний дождь хлестал по щекам, а я продолжала всматриваться во тьму. И внезапно — снова этот звук. Не ветер, нет. Человеческие рыдания, тонкие такие, беззащитные. У нижней ступеньки находился сверток, перевязанный старым шарфом. Внутри — ребенок, мальчик примерно трех лет. Глаза широко распахнуты, но взгляд — в пустоту. Он не моргал, когда я поднесла ладонь к его лицу. Степан вышел, молча поднял сверток с малышом и занес внутрь. — Это божественное предначертание, — только и произнес он, ставя чайник. — Оставим. Утром отправились в районную больницу. Доктор Семён Палыч покачал головой и тяжело вздохнул: — Незрячий. С момента рождения, судя по всему. Говорить не говорит, но на звуки реагирует. Развитие… сложно сказать. Катерина Сергеевна, вы же осознаете, таких детей в детские дома… — Нет, — произнесла я тихо, но так, что врач замолчал. — Не осознаю. И не хочу осознавать. Позднее оформили документацию. Помогла Нина из сельсовета — дальняя родственница по материнской линии. Все организовали как «усыновление». Назвали Ильей — в память о дедушке Степана. В этот день домой вернулись семьей. — Как мы его? — растерялся Степан, неуклюже держа малыша, когда я открывала дверь. — Как сумеем, так и будем. Учиться станем, — ответила я, сама не слишком доверяя своим словам.
С работы в школе пришлось уйти — временно, как я полагала. Илья требовал внимания каждое мгновение.
Он не видел опасности, не знал, где край крыльца, где печка. Степан трудился на лесозаготовках, приходил измученный, но каждый вечер что-то создавал для малыша — деревянные поручни вдоль стен избы, колышки с верёвочками в огороде, чтобы Илья мог перемещаться, держась за протянутый шнур. — Взгляни, Катерина, он улыбается, — Степан впервые после появления Ильи улыбнулся сам, демонстрируя мне, как малыш ощупывает его большую, шершавую ладонь. — Он различает тебя, — прошептала я. — По рукам.
Соседи разделились на две группы. Одни сочувствовали, другие осуждали. Первые присылали детей помогать, приносили молоко, яйца. Вторые перешептывались на лавочках: — И зачем им такое? Сами здоровы, могли бы своего родить. Меня это возмущало, но Степан мудро говорил: — Они не знают, не понимают. Мы тоже не знали, пока Ильюшка не появился. К зиме Илья начал произносить первые слова. Медленно, неуверенно: — Ма-ма. Я застыла с ложкой каши в руке. В ту минуту что-то во мне изменилось — словно река, что текла в одну сторону, вдруг повернула вспять. Я никогда не считала себя матерью. Учительница, жена, деревенская женщина — но не мать. А теперь… Вечерами, когда Илья засыпал, я сидела у печки и перечитывала старые учебники, стремясь понять, как обучать незрячего ребенка. Открытия происходили постепенно. Я водила его руками по предметам, называя их. Давала трогать разные поверхности — гладкие, шершавые, теплые, холодные. Мы вслушивались в звуки деревни — петухов, коров, скрип калиток. — Ты не падай духом, — говорила баба Дуня, принося парное молоко. — Бог даст, вырастет. У них же… у незрячих-то… слух острее, руки чувствительнее. Глядишь, еще всех удивит. — Я не падаю духом, — отвечала я. — Просто… мы не знаем как. Никто не знает. Просто любим его. — А больше и не надо, — кивала старуха, ставя бидон на стол. — Любовь — она всё преодолеет.
Весной Илья уже передвигался за мной по дому, держась за мой передник. Различал Степана по шагам, тянул к нему руки. А когда соседские дети стали приходить к нам во двор, он впервые рассмеялся, услышав, как они играют в салки. — Катюш, — Степан обнял меня, наблюдая, как Илья сидит на крыльце, прислушиваясь к детским голосам. — Я вот думаю… а ведь это не мы его нашли. Это он нас отыскал. Время шло. Илья взрослел, как взрослеют все дети — стремительно быстро. К семи годам он… Продолжение чуть ниже в первом коменте …уже почти не отличался от других детей. Конечно, его мир был ограничен, но он научился ориентироваться в нем с помощью звуков, ощущений и интуиции. Когда он бежал по двору, его шаги звучали уверенно, а его улыбка стала ярче с каждым днем.
Однажды весной, когда Илье исполнилось семь, к нам пришла женщина — тетя Надя, давняя знакомая Степана. Она привела с собой врача, специализирующегося на реабилитации незрячих детей. Врач внимательно осмотрел Илью, задавал вопросы, провел несколько тестов и сказал:
— Он проявляет необычные способности. Внимание у него невероятное, слух и осязание развиты на уровне, который превышает норму. Это можно развить в определенные навыки.
Катерина была немного растеряна, но Степан ободряюще стиснул ее руку. Илья же, не понимая, что происходит, только радостно стучал ногами по полу.
Врач предложил начать занятия с Ильей — специализированную программу обучения для незрячих детей. Мы решили попробовать. Сначала было сложно — Илья не сразу привык к новому формату, а я не знала, что ожидать. Но постепенно он начал освоивать тактильные буквы, стал интересоваться музыкой, начал петь.
Прошло еще несколько лет. Илья стал настоящим музыкантом. Его слух был настолько тонким, что он мог различать ноты на слух и даже настраивать инструменты. Мы нашли для него учителя по музыке, и с каждым днем он развивался всё больше. Я помню, как впервые он взял в руки пианино и сыграл простую мелодию — это было чудо. Он смог передать все те чувства, которые испытывал в своем ограниченном мире, через музыку.
Когда Илье исполнилось 15 лет, его пригласили на конкурс для молодых талантов. Это был момент, который я не забуду никогда. Он стоял на сцене, окруженный темной тенью, но все равно светился, как звезда, благодаря своему уникальному дару.
На конкурсе он занял первое место. Мы все были невероятно горды. В тот момент я поняла, что не важно, был ли Илья от нас случайным подарком судьбы. Он стал нашим светом, нашим чудом. И все те, кто осуждал нас, теперь смотрели на него с уважением и восхищением.
Мы любили его не за то, что он стал великим музыкантом, а за то, что он был нашим сыном. И это была лучшая награда для нас.
Илья по-прежнему был нашим малышом, даже если мир его был другим. Он показывал нам, что любовь действительно способна преодолеть все — даже с
амые большие препятствия.