Главврач, рыдая, целовал руки глухой санитарке, не слышавшей его слов благодарности

 

— Быстро готовьте операционную! — рявкнул кто-то, и в широко распахнутые двери военного госпиталя санитары мгновенно вкатили каталку. На ней лежал солдат, его нога была туго перебинтована.

 

К каталке тут же подбежала Катерина, молодой хирург. Фельдшер из скорой помощи, запыхавшись, доложил:

 

— Осколочное ранение ноги, вроде бы не слишком глубокое. Артерия цела, первую помощь оказали, кровь остановили, как могли… Но ему становится всё хуже!

 

Катя бегло взглянула на военного. Что-то здесь было не так. Судя по всему, бригада скорой помощи действовала безупречно. Почему же такое состояние? Она обратила внимание на его посиневшие губы, кончики пальцев и землистый оттенок лица. Дыхание едва заметное, пульс слабый, еле прощупывался.

 

— В операционную его! — скомандовала Катерина санитарам. Медсестре бросила: — Срочно сдайте анализы крови!

 

У неё возникло тревожное предчувствие насчёт какой-то скрытой проблемы у этого парня, о которой он, возможно, даже не подозревал.

 

Пока шла подготовка к операции, медсестра принесла результаты анализов.

 

— Вот это да! — Катя схватилась за голову и тут же показала бумагу анестезиологу. — Вот почему ему так плохо!

 

Она быстро произнесла название редкой болезни, при которой кровь теряет способность переносить кислород.

 

— Его никто не лечил от этого! Вот и синюшность, и затруднённое дыхание. Чуть не угробили парня! Нужно срочно другое лечение. Как только стабилизируем его, займёмся ногой.

 

— Это не по протоколу, Катерина, — засомневался анестезиолог, опасливо глядя на неё.

 

— Я беру ответственность на себя! Нельзя медлить, иначе начнётся гипоксия мозга и осложнения. Вы этого хотите? — отрезала Катя, не давая ему возразить.

 

Операция прошла успешно. Через несколько часов военный пришёл в себя.

 

— Как вы себя чувствуете? — Катя взяла его за руку, проверяя пульс. — Вид у вас уже лучше, чем когда вас привезли.

 

— Доктор, я ничего не понимаю, что случилось, — мужчина нахмурился и вопросительно посмотрел на неё. — Рана вроде бы пустяковая, а я словно провалился куда-то… Не помню, как меня затаскивали в скорую или привозили сюда…

 

— Вы знали о своей болезни? — Катя назвала ту самую редкую болезнь. Мужчина замотал головой.

 

— А что это такое?

 

— При обработке раны какие-то вещества могли спровоцировать её обострение. Обычное лечение вам теперь противопоказано. И вам нужно это знать. Мы всё запишем в карту, но вы тоже, пожалуйста, запомните. Позже я расскажу, какие лекарства вам теперь нельзя принимать.

 

— Вот те на! — воскликнул пациент. — Тридцать пять лет живу и только сейчас узнаю! Спасибо вам, доктор!

 

— Не стоит благодарности, — улыбнулась Катя. — Выздоравливайте.

 

Она вышла из палаты, куда перевели капитана Глеба Семёновича Петрова после операции. Тридцатилетний капитан смотрел ей вслед с лёгкой полуулыбкой на губах.

 

— Какая… — только и смог он пробормотать, не находя подходящих слов.

 

А Катя действительно всегда выделялась. Мужчины не могли отвести от неё глаз: густые, почти чёрные волосы падали волнами на плечи, а карие миндалевидные глаза на бледном лице словно проникали в самую душу. Её прямой взгляд мало кто мог выдержать.

 

С её любимым, с которым они уже восемь лет вместе, ссориться им было некогда — слишком редко удавалось видеться. Катя практически жила в госпитале, сутками пропадая на работе. А её муж, Костя, был дальнобойщиком и постоянно в рейсах.

 

Глеб, лёжа в палате, заметил на пальце Кати обручальное кольцо и сразу приуныл. Уж больно она ему запала в душу. «Муж — не стена», — подумал он про себя и решил, что как только выпишется, обязательно разузнает о ней больше.

 

Он уже однажды был женат. Красивая блондинка буквально повисла у него на шее. Какой мужчина устоит перед такой красоткой? Но счастье их быстро закончилось. Жена не захотела мотаться с ним по гарнизонам, заявив, что не собирается хоронить свою молодость в бараках, где и выйти-то некуда. Да и офицерские жёны, по её мнению, все были скучными клушами, которые только и делали, что обсуждали рецепты и сплетничали. Радости от такой жизни было мало.

 

Глеб не стал её удерживать. Он давно понял, что ошибся с выбором, и развод прошёл быстро и без лишних нервов. Делить им было особо нечего. И вот теперь он встретил женщину, к которой потянуло со страшной силой.

 

Дни в госпитале тянулись медленно и однообразно: уколы, капельницы, физиопроцедуры. Иногда, в свою смену, к нему заглядывала Катя, и они часами болтали обо всём на свете. Оказалось, у них много общих интересов, тем для разговоров было бесконечно. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не одна страшная случайность.

 

— Эй, полегче, остолоп! Куда несёшь? — кричал водитель грузовика, привезший кислородные баллоны, на новенького санитара, который умудрился уронить один баллон прямо с кузова на землю. — Хочешь тут всё взорвать? Зови кого-нибудь на помощь! Один подаёт, другой принимает!

 

Остальные баллоны сняли аккуратно, грузовик уехал, никто не заметил трещину в районе вентиля упавшего баллона. Его закатили в бокс вместе с остальными.

 

— Слушай, братан, где тут у вас покурить можно? — спросил новенький у своего коллеги, того самого, которого звал на подмогу. — А то уши скоро отвалятся, два часа уже не дымил.

 

— Курилка вон там, за углом, — махнул рукой второй санитар, торопясь куда-то. — Давай быстрее, работы полно.

 

— Ну и дурацкий у вас тут распорядок! В такую даль переться, — буркнул новенький, когда коллега скрылся за поворотом. — Если быстрее надо, я и тут могу перекурить.

 

Он зашёл под навес бокса, где стояли баллоны, похлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Нашёл коробок спичек, чиркнул, прикурил сигарету и затянулся с блаженной улыбкой. А в это время бокс уже начал наполняться кислородом из повреждённого баллона.

 

— Ты что творишь?! — услышал санитар истошный женский крик.. …Он не успел обернуться.

 

Вспышка ослепительного света озарила всё вокруг, и воздух взорвался гулом, от которого содрогнулся весь госпиталь. Взрывная волна снесла навес и часть стены бокса, осколки бетона и стекла разлетелись в стороны, как пули.

 

Катя, находившаяся в тот момент в соседнем помещении, как будто почувствовала надвигающуюся беду — и сорвалась с места ещё до того, как сработала сигнализация. Сердце колотилось в груди. Она метнулась по коридору и первой вбежала на место происшествия.

 

Клубы дыма, запах горелой краски и чего-то обугленного, крики… Она в ужасе оглядывалась, пока не увидела Глеба. Он, превозмогая боль, полз из бокса, прижав к себе какого-то молодого парня — того самого новенького санитара. Парень был без сознания, с обожжённым лицом.

 

— Глеб! — закричала Катя и бросилась к нему.

 

— Он… он ничего не знал… — прохрипел капитан, едва держась на ногах. — Я его вытащил…

 

— Ты с ума сошёл?! У тебя же после операции швы ещё не срослись!

 

— Лучше лопнувшие швы, чем ещё один труп, — выдохнул он и потерял сознание.

 

 

—

 

Глеб очнулся в реанимации. Катя сидела рядом, её глаза были красными от слёз.

 

— Ты идиот, — прошептала она сквозь слёзы. — Сам едва живой — и полез в огонь. Ты хоть понимаешь, что мог погибнуть?

 

— Но ведь не погиб… — Глеб попытался улыбнуться. — И ты рядом.

 

Она не ответила. Только взяла его руку и крепко сжала. Впервые за много месяцев ей захотелось просто молчать и быть с кем-то, кто понимает без слов. А Глеб понял всё по её взгляду. Возможно, не сразу, не сегодня, но между ними уже началось что-то большее, чем просто врач и пациент.

 

Через неделю Глеба перевели в другую палату. Перед выпиской он снова встретился с Катей.

 

— Так что, капитан Петров, куда направляетесь после выписки?

 

— Пока не знаю. Но есть идея… — Он посмотрел ей в глаза. — Может, начну с того, что приглашу вас на чай?

 

Катя тихо рассмеялась:

 

— Только если вы не забудете, какие лекарства вам теперь нельзя пить.

 

Он кивнул:

 

— Не

забуду. Ни лекарства, ни вас.

 

На улице шёл тихий снег. Жизнь продолжалась. И у неё был шанс начаться заново.

…И она действительно началась заново.

 

Через два месяца после выписки Глеб вернулся в госпиталь — на этот раз не как пациент, а как инструктор по тактической медицине. Его назначили в штаб при военном округе, и часть обязанностей теперь включала обучение молодых медиков. Это дало ему шанс быть рядом. Не навязчиво, не спеша. Просто быть рядом.

 

Катя поначалу держала дистанцию. Она всё ещё была замужем. Формально. Костя за последние месяцы стал редкостью не только в её жизни, но и в собственных звонках. Когда он всё-таки появился на горизонте, его больше интересовали маршруты и заработок, чем вопросы «как ты» и «что у нас». Разговоры стали короткими, почти официальными. Их брак рассыпался, не выдержав тишины.

 

Весной, в один из тёплых апрельских вечеров, Глеб вновь подошёл к ней, когда она, уставшая после тяжёлой смены, сидела на лавочке у госпиталя.

 

— Слушай, я тут вспомнил… Ты ведь говорила, что любишь чай с жасмином?

 

— Говорила, — устало улыбнулась она.

 

Он протянул ей термос и две кружки.

 

— Вот, нашёл в армейских запасах. Пей, пока горячий. Ты ведь с утра ни глотка.

 

Она взяла кружку. Помолчали. Потом Катя вдруг тихо сказала:

 

— Я подала на развод.

 

Он кивнул, не спрашивая подробностей. Просто налил себе чаю.

 

— А ты всё ещё хочешь тот самый чайный вечер? — добавила она спустя минуту.

 

Он повернулся к ней с той самой полуулыбкой, которой когда-то встретил её у палаты:

 

— С тобой — всегда.

 

И в этом простом ответе было больше любви, чем в тысячах слов.

 

Катя сделала глоток. Тёплый жасминовый аромат напомнил ей о весне, о новых началах и о том, что даже после взрыва — внутреннего или реального — можно снова строить.

 

С этого вечера они больше не прятались за статусами и обстоятельствами. Они просто были вместе.

 

И когда осенью Глеб снова ушёл в командировку, она не плакала, как раньше. Потому что знала — он обя

зательно вернётся.

 

К ней. Домой.