— Грей, принеси мне мохито! — крикнула она, лениво падая на шезлонг у бассейна. — А то сгорю тут насмерть!

Сергей, не говоря ни слова, кивнул и побежал к бару. «Грей, пойдём со мной на набережную!» «Грей, купи мне эти туфли!» «Грей, танцуй со мной, не стой как столб!» — её команды сыпались, как конфетти, а он, как преданный пёс, исполнял каждую. Я смотрела на всё это и не могла понять — как взрослый человек может позволять так с собой обращаться?

Однажды я узнала, что его зовут вовсе не Сергей, а Михаил. Катя просто так придумала ему прозвище, и он смиренно его принял. Я не выдержала и спросила:

— Катя, почему ты называешь его Греем? Это как-то… унизительно.

Она засмеялась, запрокинув голову, и её рыжие локоны разлетелись на ветру.

— Унизительно? Да он счастлив! — она подмигнула. — У кого-то “котик”, у кого-то “зайка”, а у меня — Грей. Он мой, понимаешь? Привык уже.

Я промолчала, но внутри что-то дрогнуло. Может, Михаилу и правда было всё равно, но его тёплые, немного грустные глаза говорили о другом. Со временем я начала замечать, что он всё чаще смотрит на меня. И не просто смотрит — в его взгляде было что-то похожее на молитву. Он подавал мне пальто, пододвигал стул, поджигал зажигалку — и всё это с какой-то робкой нежностью. Я старалась не придавать этому значения, но сердце шептало: «Не вмешивайся. Это их семья».

Катя ничего не замечала. Она продолжала сиять, смеяться, флиртовать направо и налево. На дне рождения нашей общей подруги она перебрала коктейлей и устроила настоящее шоу. Увела чужого мужа, танцевала с ним, пока все не начали коситься, а под конец громко объявила, что едет её любовник. К счастью, тот не приехал, но обстановка накалилась до предела.

Когда Катя наконец отключилась на диване, Михаил подошёл ко мне. Лицо у него было бледное, в глазах — смесь боли и решимости.

— Можно я просто постою рядом? — тихо спросил он.

Я покачала головой.

— Миш, не надо. Я не хочу это обсуждать.

Он кивнул, будто ожидал отказа, и ушёл в темноту сада. Мне было его жаль, но что я могла сделать? У них с Катей была дочка — Лера, которая обожала отца. Влезать в их семью было бы ошибкой.

Скоро мы с мужем переехали в другой город. С Катей мы созванивались редко — поздравления с праздниками, и всё. Их жизнь постепенно растворилась в тумане воспоминаний.

Через несколько лет я вернулась и неожиданно получила звонок от Кати. Она узнала, что мы приехали, и пригласила в гости, намекнув, что ждёт подарков. Я пришла и едва узнала её. Катя постарела, лицо потускнело, яркость угасла — как выцветший плакат. Рядом сидела Лера — упрямая девушка с длинными ногтями и взглядом, полным презрения. Она бросала отцу такие же приказы, как мать: — Пап, принеси воды. — Пап, купи мне наушники.

А Михаил… Михаил наоборот — словно ожил. В его глазах появился свет, на лице — лёгкая улыбка, которую я раньше не замечала.

— Как Катя? — спросила я, пока она готовила кофе. — В отпуске была?

— Какой отпуск, — отмахнулась она. — Купили дачу, вот и весь отпуск. Лера с подружками на море ездят, а мы с Греем… то есть с Мишей, копаемся на участке.

Я посмотрела на Михаила. Он молчал, но в этом молчании было что-то… освобождённое. Казалось, он наконец стал самим собой.

Когда Михаил вышел, я решилась спросить:

— Катя, а что с ним? Он… светится. У него кто-то появился?

Она пожала плечами, затягиваясь сигаретой.

— Может, и появился. Я его столько раз изменяла, пусть теперь и он гуляет. Что я — зверь, что ли?

Но её дрожащие руки выдавали то, что она пыталась скрыть. Я перевела разговор на семью, но Катя внезапно свернула в опасное русло.

— Ты всё ещё с Антоном? — спросила она, рассматривая ногти.

— Да, с ним, — ответила я, почувствовав подвох.

— А он тебе не рассказывал? Мы с ним… пффф… было дело, — сказала она нарочито небрежно.

Меня обдало холодом. Антон как-то упоминал, что Катя пыталась к нему подкатить, но он её отшил. Мы тогда посмеялись. Но теперь её слова прозвучали как вызов.

— Да, — холодно ответила я. — Сказал. Ты была пьяная и полезла к нему. Мы тогда от души посмеялись. Катя напряглась, будто получила пощёчину. Потом презрительно фыркнула и отвернулась к окну. — Ну и смейтесь дальше, — бросила она. — А Миша твой святой, да? Тоже мне, мученик. Все вы одинаковые.

Я не ответила. Впервые за долгое время мне было не просто жаль её — мне стало по-настоящему грустно. Не за Михаила, не за себя, а за неё. За ту прежнюю Катю, яркую, живую, с рыжими локонами и заразительным смехом. Её больше не было. Осталась тень, раздражённая, усталая, у которой даже дочь научилась говорить приказами.

Михаил вернулся с кухни и протянул мне чашку чая. Его пальцы слегка коснулись моих, и я почувствовала в этом жесте больше тепла, чем за весь вечер.

— Спасибо, — сказала я тихо. И он только кивнул, с той самой мягкой улыбкой, что теперь жила у него на лице.

Когда я собралась уходить, Катя провожала меня до двери. — Слушай, — вдруг сказала она, чуть тише. — Ты думаешь, он хороший, да? Что он был жертвой? Я не знала, что ответить.

— Он просто ждал, — продолжила она, глядя в пол. — Ждал, пока я сломаюсь. И знаешь, что самое обидное? Он дождался.

Я вышла, чувствуя, как за спиной закрывается не просто дверь, а целая глава жизни. Михаил не догнал меня, не сказал ни слова. Но я знала — если я когда-нибудь позвоню, он придёт. Только теперь — не как Грей, а как Михаил.

И я не была уверена, готова ли я к этому. На следующий день после той странной встречи я долго не могла прийти в себя. Что-то во мне будто треснуло. В голове крутились Катины слова, её печальный голос, поломанная гордость, спрятанная за презрением. Я не могла забыть её взгляд — не злой, а скорее усталый. Как у человека, который давно проиграл, но только сейчас осознал это.

Прошло несколько недель. Я пыталась вернуться к привычной жизни, но Михаил всё время всплывал в мыслях. Я вспоминала, как он смотрел на меня, как держал чашку, как молча стоял рядом. Это было не влюблённость и не страсть — это было что-то тёплое, надёжное, очень человеческое. И, кажется, впервые в жизни я захотела этого для себя.

Однажды вечером я написала ему. Простое: «Привет. Хочешь встретиться на набережной, как раньше? Без всяких поводов?»

Ответ пришёл почти сразу: «Да. Я давно там жду. Просто не решался позвать тебя первой.»

Мы встретились в тот же вечер. Всё было просто. Он принёс термос с чаем, я — плед. Мы сидели на скамейке, смотрели на воду и молчали. И этого молчания хватило, чтобы понять — между нами больше не нужно слов.

Катя исчезла из моей жизни, как и должно было быть. Я слышала, что она уехала куда-то в Европу — вроде бы с новым мужчиной. Лера осталась с отцом, и впервые за долгое время отношения у них начали меняться. Михаил больше не был «Греем». Он стал отцом. Он стал человеком, которого начали уважать.

Мы с Михаилом не бросились в омут с головой. Всё шло медленно, осторожно. Он впервые учился быть свободным. А я — доверять.

Спустя год мы поженились. Без пышной церемонии, только самые близкие. Лера пришла в джинсах и принесла букет полевых цветов. И в какой-то момент подошла ко мне и тихо сказала:

— Спасибо, что вернула мне папу.

И тогда я расплакалась. Потому что, может быть, в этой истории не было ни победителей, ни проигравших. Просто одни ушли раньше, а другие остались — чтобы научиться быть счастливыми по-настоящему.