Дяденька, заберите, мою маленькую сестру — она не ела уже давно — он резко обернулся и застыл от изумления!

 

— Дядя, пожалуйста… возьмите мою сестру. Она совсем голодная…

 

Этот тихий, полный отчаяния зов, пробившийся сквозь шум улицы, застал Игоря Левшина врасплох. Он спешил — нет, он буквально мчался, будто преследуемый невидимым врагом. Время поджимало: миллионы долларов зависели от одного решения, которое должны были принять именно сегодня на совещании. С тех пор как ушла из жизни Рита — его жена, его свет, его опора — работа стала единственным смыслом, остававшимся в его жизни.

 

Но этот голос…

 

Игорь обернулся.

 

Перед ним стоял ребёнок лет семи. Худенький, растрёпанный, с заплаканными глазами. На руках он держал крошечный свёрток, из которого выглядывало лицо малютки. Девочка, завёрнутая в старое, истёртое одеяло, слабо скулила, а мальчик прижимал её к себе так, словно был для неё единственной защитой в этом равнодушном мире.

 

Игорь замешкался. Он знал — нельзя терять время, нужно идти. Но что-то в детском взгляде или в звучании этого простого «пожалуйста» задело глубоко спрятанную часть его души.

 

— Где мама? — мягко спросил он, присев рядом с ребёнком.

 

— Она пообещала вернуться… но уже два дня нет. Я жду её здесь, вдруг придёт , — голос мальчика дрожал, и его рука вместе с ним.

 

Его имя — Максим. Малышку звали Таисия. Они остались совершенно одни. Ни записки, ни объяснений — только надежда, за которую семилетний мальчишка цеплялся, как утопающий за соломинку.

 

Игорь предложил купить еды, вызвать полицию, сообщить в социальные службы. Но при упоминании полиции Максим вздрогнул и прошептал с болью:

 

— Пожалуйста, не забирайте нас. Заберут Таисию…

 

И в этот момент Игорь понял: просто уйти он больше не может.

 

В ближайшем кафе Максим ел с жадностью, а Игорь аккуратно поил Таисию смесью, купленной в соседней аптеке. Что-то в нём начинало просыпаться — то, что давно лежало под холодным панцирем.

 

Он набрал ассистента:

 

— Отмените все встречи. Сегодня и завтра тоже.

 

Через некоторое время приехали полицейские — Герасимов и Наумова. Обычные вопросы, стандартные процедуры. Максим судорожно сжал руку Игоря:

 

— Не отдадите нас в приют, правда?… ”””””” Игорь посмотрел на дрожащего мальчика и впервые за долгое время почувствовал, как сжалось сердце — от боли, от нежности, от той тоски, что заполняет душу, когда сталкиваешься с настоящим одиночеством.

 

— Нет, — тихо сказал он, глядя Максиму прямо в глаза. — Я не отдам вас. Я рядом. Обещаю.

 

Наумова что-то записывала в блокнот, а Герасимов, мужчина постарше, с усталым лицом, присел рядом с Игорем.

 

— Вы их знаете? — спросил он негромко.

 

— Нет. Но я не могу просто уйти, — ответил Игорь, не выпуская из рук маленькую ручку Таисии.

 

Они поехали в больницу. Девочку надо было обследовать, слишком вялая, слишком тёмные круги под глазами. Максим всю дорогу держал Игоря за рукав. Он боялся, что этот добрый дядя исчезнет, как мама.

 

В больнице Таисию забрали врачи, а Игоря и Максима усадили в коридоре. Мальчик молчал, крепко сжимая плюшевого медвежонка, которого ему только что подарила медсестра.

 

— А вы… вы нас потом бросите? — вдруг спросил он. В его голосе было нечто большее, чем просто страх. Это была боль предательства, уже пережитого — слишком взрослого для такого маленького человека.

 

Игорь не знал, как правильно ответить. Он просто обнял мальчика за плечи и сказал:

 

— Я сам когда-то остался один. И знаешь что? Самое страшное — это чувствовать, что никому не нужен. Но теперь вы нужны мне. И ты, и Таисия.

 

Максим не ответил. Он лишь придвинулся ближе, уткнулся лбом в плечо Игоря и впервые за эти дни заплакал — тихо, беззвучно, как плачут те, кто давно не надеется на помощь.

 

 

—

 

Прошло два дня. Таисия пошла на поправку. Социальные службы начали оформлять документы. Игорь, к своему удивлению, не чувствовал ни страха, ни сомнений. Он оформил временное опекунство. Его огромный дом впервые наполнился звуками — не гулом телевизора, не щелчками клавиатуры, а детским смехом, плачем, шорохом маленьких ножек по полу.

 

Он уже не помнил, когда в последний раз чувствовал себя живым.

 

Однажды ночью Максим, проснувшись от кошмара, подошёл к его кровати.

 

— Можно я тут посижу? — прошептал он.

 

— Ложись рядом, — ответил Игорь, откинув одеяло.

 

Мальчик улёгся и, прижавшись, тихо сказал:

 

— Спасибо, что не бросили нас.

 

Игорь закрыл глаза и прошептал:

 

— Спасибо, что нашли меня…

 

Он вдруг понял: в тот день, на шумной улице, когда голос ребёнка пробил тишину его сердца — его тоже спасли.

Прошёл месяц. Дом Игоря преобразился. В нём больше не витал холод, не было той гнетущей тишины, в которой он жил с тех пор, как ушла Рита. Теперь здесь пахло кашей по утрам, ванильным шампунем и мылом с запахом клубники. В углу гостиной стояли коробки с игрушками, а на холодильнике висовали первые рисунки Максима — корявые человечки, один из которых был в галстуке и с широкой улыбкой. Подпись: “Мы с Игорем”.

 

Игорь всё чаще ловил себя на том, что улыбается. Он учился плести косички Таисии, варить манную кашу без комочков и терпеливо объяснять Максиму таблицу умножения. Вечерами они читали сказки втроём, и Таисия засыпала у него на груди, прижимаясь, как котёнок, а Максим поправлял ей одеяло, как заботливый взрослый.

 

Социальные службы вначале относились с настороженностью. Одинокий бизнесмен, внезапно решивший взять на себя ответственность за двух чужих детей. Но Игорь не просто подписывал бумаги — он жил с ними, дышал вместе с ними, любил их.

 

И однажды, когда суд официально утвердил его опекунство, он не сдержал слёз.

 

После заседания Максим подошёл к нему и, крепко обняв, прошептал:

 

— Теперь ты точно наш папа?

 

Игорь присел, взял лицо мальчика в ладони и кивнул:

 

— Я ваш. Навсегда.

 

 

—

 

Прошло полгода.

 

На кладбище, где покоится Рита, Игорь впервые за долгое время пришёл не один. Максим держал его за руку, а Таисия сидела в коляске, смеясь на солнце.

 

— Прости, что я долго не приходил, — сказал он, глядя на фотографию Риты. — Но ты бы, наверное, улыбнулась, если бы знала, что мы теперь не одни. Они — часть меня. И я — часть их. Спасибо тебе за силу, которую ты мне оставила. Я её нашёл… в детских ладошках и в их голосах.

 

Ветер легко тронул волосы Таисии, и она захлопала ладошками, будто соглашаясь.

 

Игорь поднял глаза к небу и впервые за долгое время почувствовал не боль — а благодарность. За этот шанс. За спасение.

 

 

—

 

Вечером он читал Максиму перед сном, когда мальчик вдруг сказал:

 

— А если мама всё же вернётся?

 

Игорь замер. Потом тихо ответил:

 

— Мы её не забудем. Но теперь у тебя есть и я. И у Таисии тоже. Мы — семья.

 

Максим долго молчал. Потом положил голову Игорю на плечо и прошептал:

 

— Тогда я больше не боюсь.

 

Игорь обнял  его крепко.

 

Он больше тоже не боялся. Потому что дом, в котором звучит детский смех, — уже никогда не будет пустым.