“Её никто не трогал”🤨🤨🤨 Мина спряталась за простыней. Белое полотнище специально натянули, чтобы никто не увидел лишнего. Проверка не была обязательной, но гордая девушка настояла на ней: пусть все знают! Придворные дамы задирали перед нею нос, болтали невесть что, а теперь будут стыдливо опускать глаза. Осенью 1710 года простая горничная готовилась удивить принца. …Канцлер Готлиб Нюсслер был уверен: его высокое положение при дворе принца Ангальт-Гарцгероде гарантирует безбедную жизнь его семейству. Когда в мае 1683 года у них с женой родилась дочь, сам принц вызвался в крестные отцы. А над купелью малышку держала герцогиня… Увы. Взлет не был продолжительным. Сначала канцлер неодобрительно высказался о больших тратах принца. Потом его строгий суровый нрав не пришелся по вкусу принцессе. А еще захворала жена Готлиба… Маленькая Вильгельмина Шарлотта – а дома просто Мина – совсем не запомнила мать. Госпожа Нюсслер умерла, когда девочке было три года. А в шесть лет она осиротела полностью.

Бедный Готлиб, – покачал головой принц Ангальт-Гарцгероде. Но жалеть надо было не покойного, а его сиротку-дочь. Сначала Мину взяли к себе родственники со стороны отца. Они надеялись, что Готлиб оставил хорошее наследство… Когда выяснилось, что Нюсслер почти ничего не скопил, дядюшка и тетушка поспешно перевезли Мину к другой родне. Со стороны матери. А там воспитывалось разом четырнадцать детей! Еще один рот оказался явно лишним. Вспомнил ли крестный отец о бедной девочке? Увы, нет. Красивая надменная герцогиня, крестная мать Мины, тоже и пальцем не пошевелила, чтобы помочь ребенку. А малышка оказалась твердой, как алмаз. Уверенной в себе и очень смышлёной. Она знала, что у нее ничего нет. Кроме доброго имени, пожалуй. Она видела, что ею тяготятся и норовят выделить еду похуже, и одежду победнее… Поэтому, достигнув возраста пятнадцати лет, Мина гордо вскинула голову и заявила:

Я сама заработаю себе на хлеб……И сдержала слово.

Мина пошла в услужение в один из лучших домов Виттенберга. За спиной перешептывались: мол, барская дочка, пусть и разорившаяся, теперь полы моет. Но Мина не краснела. Она выучилась у старшей экономки тонкостям хозяйства, знала, как рассчитать порции для десятка гостей, как отчистить серебро до зеркального блеска и как успокоить нервную хозяйку перед балом.

Слуги уважали её за ум и справедливость. А господа — за кроткость и красоту. Иногда на неё заглядывались. Но Мина смотрела прямо, почти вызывающе: «Не смейте!» Её никто не трогал.

Когда к дому принца Ангальт-Гарцгероде прислали приглашение — нужно было срочно подобрать сопровождающих для осеннего сбора знати — хозяйка сама подошла к Мине. — Ты поедешь. Ты — лучшее, что у меня есть.

Так Мина вернулась в стены, где когда-то держала её герцогиня у купели. Никто не узнал в стройной, молчаливой девушке ту самую сироту. Но принц, бросив взгляд на её лицо, вдруг нахмурился. — Как тебя зовут? — Вильгельмина, ваше высочество.

Он не спросил фамилии. Он и так понял.

А вечером, когда все шептались о проверке, когда дамы в кружевах сжимали губы от зависти, а слуги пытались угадать, что же задумал принц — Мина стояла за тонкой простыней, опустив руки, и не дрожала.

Она знала, что будет достойной — даже если завтра её снова выгонят прочь. Она не боялась. У неё был только один дар — честь. Но, как оказалось, этого было достаточно, чтобы удивить целое княжество.

И, возможно, изменить свою судьбу.

…После той ночи всё изменилось.

Принц долго молчал. В ту же ночь, когда остальные уже спали, он велел позвать Мину в сад — под предлогом обсудить хозяйственные вопросы. Но когда она пришла, он смотрел на неё не как на служанку.

— Почему ты настояла на проверке?

— Потому что надоело, — просто сказала она. — Пусть знают, что я чиста — не потому что никто не хотел, а потому что я не позволяла.

Принц кивнул. Он помнил её отца, честного до наивности. Помнил слёзы герцогини, державшей крошечную Мину у купели. И вдруг остро понял — перед ним не горничная. Перед ним — последняя капля достоинства той эпохи, что уходит.

Через неделю её перевели из числа служанок — якобы для помощи казначею при дворе. Через месяц ей предоставили комнату в западном крыле дворца. А еще через два — вся знать обсуждала невероятное: принц объявил, что собирается жениться.

— На сироте?! — ахнули придворные дамы.

— На девушке с добрым именем и непорочной честью, — твердо ответил он.

Свадьба прошла тихо. Без шума, без балов. Лишь служба в часовне и несколько свидетелей. Но никогда дворец не выглядел таким живым, как в тот день.

Гордая, в скромном платье цвета лаванды, Мина шла под руку с мужчиной, которого когда-то звала крестным. А теперь он называл её своею госпожой.

И когда в зале снова зазвучали шепотки — уже не завистливые, а восхищённые — Мина прошла мимо так же прямо, как тогда за простыней.

Её никто не тронул.

И больше уже никто не посмел.

Так сирота с добрым именем стала княгиней. Без приданого, но с честью, которой хватило на целую династию.