“За дочь – не меньше двадцати монет”🤨🤨🤨 Мать 12-летней девочки, не колеблясь, выдвинула условие: — За дочь – не меньше двадцати монет! Двадцать монет? На подобную сумму в Турции едва ли можно было купить даже осла… Лясопольский, не тратя времени на торг, отсчитал требуемое. Вскоре он уже вёл рыдающую девочку к карете… София появилась на свет 12 января 1760 года в турецкой Бурсе. Отец Софии, грек Константин Глявоне, вёл скромную торговлю скотом, но к моменту рождения дочери его дела пришли в полный упадок. Негоциант балансировал на грани банкротства, едва избегая полного разорения. В 1769 году Глявоне, продав все, что у него было, перевёз семью в Константинополь. Там он приобрёл крохотный дом в греческом квартале Фанар. Константин был очень болезненным человеком, и вскоре он скончался, оставив вдову Марию и юную Софию без гроша за душой. Отчаявшаяся мать, чтобы выжить, стала продавать то единственное, что у нее было – свою несомненную красоту. За потенциальными покупателями этого “товара” Мария Глявоне охотилась в самых людных местах: бродила по улицам Константинополя, а чаще всего наведывалась в район Пэра, где располагались посольства иностранных государств. Именно в Пэре Мария свела знакомство с Каролем Боскамп-Лясопольским — польским дипломатом, который в те годы служил агентом короля Речи Посполитой Станислава II Августа, выполняя его деликатные поручения. Мария и Кароль стали регулярно встречаться на денежной основе, и во время одной из таких встреч Лясопольский увидал юную Софию. Поляк сразу смекнул: девочка – истинное воплощение всем известных вкусов короля Станислава Августа. Лясопольский предложил Марии продать ему дочь, и мать, которой нужно было кормить других детей, приняла предложение без колебаний. К тому же, Глявоне надеялась, что в Польше Софию ждет лучшая судьба, чем на османской земле… …Карета мягко покачивалась по булыжным улицам Константинополя, увозя Софию прочь от её прошлого — к будущему, ещё более неопределённому. Девочка всхлипывала, крепко сжимая край своего поношенного платка. Лясопольский, сидя напротив, молчал. Он уже мысленно писал письмо своему королю: “Ваше Величество, я нашёл жемчужину, достойную Вашего взора.”

Карета направлялась к порту. На борту польского корабля, скрытого среди купеческих судов, Софию ждал долгий путь — сначала по морю, затем по европейским дорогам, к Варшаве.

—

Польша. Осень 1773 года.

В королевском дворце витал запах воска и старинных книг. Станислав II Август принимал Лясопольского в своей библиотеке. Пройдя через приличествующий протокол, Кароль ввёл в зал девочку в простом, но аккуратном платье. София была теперь подростком — её черты приобрели ту выразительность, что так пленяла мужчин того века: огромные тёмные глаза, миндалевидный разрез, кожа цвета фарфора, и осанка, будто врождённая у знатной дамы.

Король поднялся и подошёл ближе, изучая её. Его взгляд задержался на ней дольше, чем положено. Он не задал ни одного вопроса — только жестом велел ей приблизиться.

София, наученная Лясопольским поклонам и этикету, склонилась в изящной реверансе.

— Как тебя зовут, дитя? — наконец спросил Станислав, но без тепла, скорее с интересом коллекционера.

— София, Ваше Величество, — тихо ответила она.

— С этого дня ты — София Глявоне де Виттемберг, — произнёс он, придумывая имя на ходу. — Начнём твоё обучение.

—

Софии предстояло стать фрейлиной при дворе, а возможно — и больше. Её учили музыке, французскому, латыни, этикету и истории. Но не только — она изучала искусство влияния. За её плечами стояла судьба проданной девочки, но впереди — возможное восхождение на вершину дворцовой интриги.

Сама София, вспоминая мать, не испытывала ни ненависти, ни жалости. В её груди горело только одно чувство — решимость.

Меэмоция:

София сидела у окна своей новой комнаты в королевской резиденции. Сквозь стекло струился холодный свет варшавского утра. На её коленях лежал старый носовой платок — тот самый, что она держала в карете три года назад. Она гладила его тонкими пальцами, а в её глазах стояла безмолвная, глубокая тоска.

Она больше не плакала. Слёзы — это роскошь, позволительная только тем, кого не продавали за двадцать монет.

Финал истории и Meemotion:

Прошли годы. София Глявоне де Виттемберг стала женщиной, чьё имя шептали при дворе с завистью и страхом. Её походка — безукоризненно выверенная, взгляд — холоден и точен, как лезвие. Она никогда не поднимала голос, но даже король знал: за её молчанием скрывается сила, которую он сам когда-то не заметил.

София стала не просто фрейлиной. Она стала доверенным лицом Станислава, его конфиденткой, тенью в дипломатических играх и личной утехой, которую он не смел назвать по имени в присутствии других. Мужчины пытались добиться её благосклонности, женщины — её падения. Никому это не удавалось.

Весной 1790 года, когда Станислав II уже чувствовал приближение краха Речи Посполитой, он вручил Софии драгоценный медальон — знак прощания и, быть может, извинения. Он не сказал ни слова о том, что когда-то принял её, как покупку. Но София и не ждала.

Через неделю она покинула двор — добровольно. Её исчезновение вызвало шепот в залах замка и тревогу в сердце короля.

София отправилась в Париж, затем в Вену. Под именем мадам де Виттемберг она прожила долгую, непубличную, но вполне обеспеченную жизнь. Она больше не была товаром. И уж точно — не жертвой.

Meemotion (эмоциональный финал):

Зима. 1812 год. Уютная комната в венском доме на окраине. София, теперь уже пожилая, но всё ещё прямая и величественная, сидит у камина. На коленях — вышитый чехол, в котором она хранит несколько личных реликвий: медальон, письмо от Лясопольского и…

…тот самый платок.

Она развернула его, и ткань заскрипела, как старое воспоминание. Вдруг в уголке глаза блеснула капля. Первая за десятки лет.

София шепчет:

— За дочь… не меньше двадцати монет…

И улыбается — не с горечью, но с лёгкой, безжалостной иронией судьбы. Ведь цена, которую тогда назвала мать, оказалась не выкупом — а началом жизни, в которой она всё, всё выстрадала и построила сама.

Её история стоила гораздо больше.