Из-за куска хлеба он согласился помочь кухарке из богатого дома отнести тяжёлые сумки. Но как только хозяйка увидела его на пороге, она замерла и не смогла вымолвить ни слова.

 

— Девушка, можно я вам помогу? — окликнул он женщину, заметив, как она с трудом несёт две тяжёлые сумки. — Простите, что так внезапно подхожу, но выглядит так, будто сумки вот-вот вырвутся у вас из рук. Разрешите, я их понесу.

 

— Ой, правда? Вы уверены? Не слишком они тяжёлые? — женщина робко улыбнулась. — Большое спасибо.

 

Мужчина легко взял сумки, словно они были пустыми, и зашагал вперёд широким, уверенным шагом. Женщина, миловидная и чуть полноватая, поспешила следом, стараясь не отставать. Вместе они смотрелись почти комично: он — высокий, крепкий, с размашистой походкой, словно на парадном марше, а она — маленькая, мягкая, кругленькая, как свежая ватрушка, с кудряшками, подпрыгивающими при каждом шаге. На один его шаг ей приходилось делать два.

 

— Пожалуйста, помедленнее немного! — задохнувшись, попросила она. — Я совсем отстала.

 

Он, будто очнувшись, обернулся:

 

— Простите, задумался что-то.

 

— А если не секрет, о чём это вы так глубоко думали? — поинтересовалась женщина, пристально глядя на него.

 

Её звали Галина, и она сразу обратила внимание, что мужчина одет не по-летнему — одежда была потёртой, местами прошитой, сам он выглядел потерянным, будто случайно забредшим в этот мир. Её любопытство не давало ей просто молча идти рядом.

 

— Ну же, расскажите, что вас так задумчивым сделал?

 

— Да всё о себе… о жизни, — вздохнул он.

 

— А что с ней не так? Тяжело живётся?

 

— Нет, не то… — покачал он головой. — Просто думаю много.

 

— А, может, ещё и пьёте? — спросила осторожно.

 

— Нет, что вы! Я не из тех людей.

 

— Слава богу, — облегчённо кивнула Галя. — А как вас зовут? Меня, кстати, Галиной, но можно просто Галка.

 

Мужчина замялся, будто вспоминая или, наоборот, пытаясь забыть что-то важное.

 

— Зовут меня Васькой… Так прозвали.

 

— Прозвали? А настоящее имя не нравится?

 

— Не в этом дело… — он опустил взгляд. — Просто я не знаю, как меня на самом деле зовут.

 

Галина удивлённо замерла, но быстро взяла себя в руки:

 

— То есть вы не помните?

 

— Именно. У меня провал в памяти. Меня нашли на трассе, еле живого. Грязного, в синяках, в порванной одежде. Лежал, как выброшенный щенок. Кто-то остановился, вызвал скорую, меня в больницу отвезли.

 

— Боже мой… И ничего о себе не помните?

 

— Ни единого воспоминания. Иногда какие-то образы возникают: лица, комнаты, обрывки разговоров, вспышки света… Но всё это будто чужое кино.

 

— А после больницы что было?

 

— Отправили в приют. Дали временное имя — Василий. С тех пор так и живу. Хорошо, что не на улице — крыша над головой, еда, работа.

 

— А чем вы занимаетесь?

 

— Чем придётся. Подсобные работы: грузчики, помощник на рынке, иногда помогаю мяснику, уборка. Зарабатываю немного, но на жизнь хватает.

 

— А раньше-то чем занимались? Что-нибудь вспоминается?

 

— Ничего. Как будто родился заново. Пришлось учиться всему с нуля. Только не ползать, а жить.

 

— Нелёгкая у тебя судьба, Вась. Но если ты не сломался — значит, и дальше справишься. Память — штука непредсказуемая: сегодня молчит, завтра вдруг вернётся.

 

— Может, и правда так…

 

— Конечно, правда! Зачем терзаться из-за того, чего не помнишь? Живи тем, что есть. А я вижу — ты парень сильный, работящий. Хотел бы работу найти?

 

— Очень даже хотел бы.

 

— Тогда идём со мной. Поговорю с хозяйкой. У неё дом большой, дел невпроворот. Может, что-нибудь и подберём тебе.

 

— Вот и отлично. Пошли, чего стоим?

 

И только тогда Василий понял, что они уже несколько минут стоят на месте, привлекая внимание прохожих.

 

— Далеко идти-то?

 

— Нет, совсем рядом. Обычно я на машине, но сегодня водитель занят — вот и пошла сама. Хозяйке индейку заказали.

 

— А вы кто у неё работаете?

 

— Повар. Работа нелёгкая, но зато условия хорошие. Хозяйка добрая, хоть и молчаливая. После смерти сына и мужа сильно изменилась. Но платит щедро, никого не обижает.

 

— Если у неё такой дом и обслуга, значит, богата?

 

— Возможно. Не моё дело считать деньги. Мне бы кастрюли да сковородки. Они подошли к большим кованым воротам. За ними возвышался двухэтажный кирпичный дом, утопающий в зелени. По сторонам калитки цвёл жасмин, наполняя воздух сладким ароматом. Василий вдруг остановился. В груди что-то дрогнуло, будто память хотела проснуться — но тут же исчезло, как дым.

 

— Ты чего замер? Пошли, не бойся.

 

Они вошли в дом, прошли по аккуратной дорожке и оказались на кухне — просторной, светлой, уютной, наполненной запахами домашней еды.

 

— Вот и пришли. Это мой маленький мир — здесь мои кастрюли и сковородки. Проходи, осмотрись. А я пока принесу хозяйке обед и спрошу насчёт работы для тебя. Найдётся чем заняться.

 

Василий огляделся. Впервые за долгое время его охватило странное чувство — тепло, уют, и даже некая знакомость…

 

Галина скрылась за дверью, неся на подносе тарелку супа и корзинку с тёплыми булочками. Василий остался на кухне. Он подошёл к окну, из которого открывался вид на аккуратный сад с беседкой, и снова ощутил то необъяснимое волнение в груди. Будто где-то здесь, среди запаха укропа и свежего хлеба, спрятан кусочек его прошлой жизни.

 

Он медленно провёл пальцами по резной спинке стула, задержался у деревянного шкафа с росписью… и вдруг остановился. На полке стояла старая жестяная коробка для печенья, такая же, какую он однажды… видел? Или держал в руках? Где? Когда? Образы вновь вспыхнули в голове — женские руки, аромат ванили, смех ребёнка, лицо женщины, ускользающее, как мираж…

 

— Вась! — окликнула Галина из-за двери. — Пойдём, тебя ждут.

 

Он вздрогнул, будто проснулся, и вышел в коридор. Галина жестом указала на открытую дверь в просторную гостиную. У камина сидела женщина. Её серебристые волосы были аккуратно убраны, взгляд — спокойный, но уставший. Когда Василий вошёл, она подняла глаза — и обмерла.

 

— Это… — прошептала она, побелев.

 

Он тоже застыл. Всё внутри перевернулось. Его сердце забилось так сильно, что стало трудно дышать. Он не знал её. Но знал её.

 

— Где вы его нашли? — еле выговорила женщина, поднимаясь со стула.

 

— Помог мне сумки донести, — ответила Галина. — Добрый, работящий. Я подумала, вдруг пригодится на хозяйстве. Он… память потерял.

 

Женщина подошла ближе, заглянула ему в лицо, дрожащей рукой коснулась его щеки.

 

— Это ты… мой… мальчик?

 

Василий сделал шаг назад, ошеломлённый. Слова пронзили его, как ток. «Мальчик». Он слышал это раньше. Её голос. Её слёзы. Дом, в котором он был. Или из которого его увезли?

 

— Что… что вы сказали? — прошептал он.

 

Женщина не смогла сдержаться — обняла его, заплакала. Слёзы катились по её щекам, падали на его рубашку. А он стоял, не отрывая взгляда от её лица. Воспоминания будто прорывались сквозь толщу забвения.

 

— Тебя похитили семь лет назад. Мой сын… Ты был другим, младше… но я вижу тебя. Я чувствую! Это ты!

 

Он не понимал. Он не знал. Но в её руках было тепло, которое он искал всё это время. Он закрыл глаза — и в темноте увидел комнату, игрушечного медведя, маму, зовущую его домой…

 

— Меня звали… Саша? — хрипло спросил он.

 

Женщина зарыдала ещё громче и крепче прижала его к себе:

 

— Да. Саша. Сашенька, мой родной…

 

Галина стояла у двери, прикрыв рот рукой. На её глазах слёзы — не от горя, от счастья. Судьба соединила разорванные нити. И в этот день, за простой кусок хлеба, человек не только получил шанс на работу… но и нашёл свою мать.

Всё вокруг замерло — как будто сам воздух боялся нарушить эту тишину, наполненную слезами, шёпотом и сердечным стуком. Василий — Саша — стоял, не в силах пошевелиться, пока женщина прижимала его к груди, укачивая, словно он был ребёнком, вернувшимся из долгого кошмара.

 

— Я искала тебя везде… — прошептала она. — Все эти годы. Полиция, частные детективы… Я не верила, что ты мёртв. Не могла поверить… Сердце знало: ты где-то жив…

 

Он осторожно коснулся её плеча, словно боялся, что она исчезнет.

 

— Но… почему? Кто мог это сделать?

 

— Тогда ты был с няней в парке. Она отвернулась на минуту… А потом — пустая скамейка. Ни тебя, ни её. Её позже нашли… — голос женщины дрогнул. — Мёртвой. А ты исчез. Следы вели в никуда.

 

В голове Саши закрутились образы: крик, чёрный автомобиль, запах бензина, чьи-то грубые руки… Он сжал кулаки, будто защищаясь от тех теней, и только её ладонь на его щеке вернула его в настоящее.

 

— Но почему я ничего не помню? Почему только сейчас?

 

— Травма… испуг… Иногда разум закрывается от боли. Защищается.

 

Галина тихо подошла ближе, всё ещё не веря до конца.

 

— Господи, Сашка… Ну ты и влип, парень. А я-то думала — просто добрый работяга…

 

— Добрый он и есть, — улыбнулась женщина сквозь слёзы. — Мой добрый мальчик…

 

Они просидели вдвоём весь вечер, рассказывая друг другу свои жизни — она о годах одиночества и надежды, он о приюте, боли и случайных добрых людях. Иногда он путался, забывался, но с каждым часом обрывки воспоминаний сшивались в единое полотно.

 

Когда наступила ночь, женщина — Ольга Сергеевна — поднялась с кресла:

 

— Ты останешься здесь. Навсегда. Это твой дом, Сашенька.

 

Он кивнул, всё ещё не до конца веря, но в сердце впервые за долгое время стало спокойно.

 

Галина, вытирая глаза, прошептала:

 

— Всё не зря. Даже тяжёлые сумки, даже жара… всё было, чтобы вернуть сына матери.

 

 

—

 

Прошло несколько недель. Дом ожил. В нём снова звучал смех. В саду — Саша сажал новые деревья. Он всё ещё вспоминал понемногу, и каждое новое воспоминание было как глоток воздуха.

 

А в кухне Галина хлопотала, ворча:

 

— Ишь, принц вернулся, а сковородки всё равно мыть надо!

 

Он смеялся:

 

— Принц принцем, а по хозяйству помочь — дело святое.

 

И в этом смехе было главное — жизнь вернулась. Дом снова стал полным. Судьба дала круг, но вернула сына в материнские объятия.

 

Иногда для чуда достаточно куска хлеба… и доброго сердца.