Инна встала из-за стола и медленно подошла к окну
Инна встала из-за стола и медленно подошла к окну. За стеклом начинался весенний вечер, небо наливалось густо-синим, будто предчувствовало бурю. Она стояла молча, пока внутри не всколыхнулась неведомая сила.
— Я не обязана никому, Паш. Ни тебе. Ни ей. Ни тем более её вазочкам, — сказала она, не оборачиваясь. — И если ты не поймёшь этого сейчас, то можешь продолжать жить с мамой. Без меня.
Тут лампа над их головами мигнула. Один раз. Второй. Потом погасла совсем. Из глубины квартиры потянуло холодом, как будто открылась щель между мирами.
Павел вскочил.
— Ты это видела?
Инна обернулась. Её глаза светились. Не отражением света — светом изнутри. Она положила руку на живот, и из-под пальцев пробежал едва заметный золотистый отблеск.
— Что… что с тобой?.. — прошептал он.
— А ты думал, жизнь просто так даёт новую душу? Нет, Паш. Ты не понял. Я не просто беременна. Ребёнок… особенный.
Холод усилился. На кухонной плитке проступили тонкие трещины, будто что-то пыталось выбраться наружу.
— Особенный? В смысле?..
— В нём сила. Сила, которую мир давно утратил. И я — его проводник.
Стены заскрипели, и в гостиной вспыхнуло зеркало. Оттуда показалась фигура — высокая, худая, в мантии, с лицом, скрытым капюшоном. Она поклонилась Инне.
— Время пришло, — произнесло существо. — Матерь избрана.
— Что за чертова мать?! — вскрикнул Павел, попятившись.
Инна подошла к зеркалу, не оборачиваясь.
— Раиса Николаевна больше не потребует от меня ни глажки, ни скатерти. Ни ты, ни она уже не властны надо мной.
— Инна, подожди! — Павел кинулся вперёд, но зеркало вспыхнуло ярким светом и затянуло Инну внутрь вместе с таинственной фигурой.
Тишина. Только лампа над столом замигала снова — раз, и погасла окончательно.
Через несколько секунд с кухни донёсся хруст — из холодильника выкатился одинокий апельсин и раскололся пополам.
Павел остался один. А где-то, в ином измерении, Инна шагала по залитому лунным светом мосту, неся в себе дитя, которое должно было изменить равновесие миров.
Инна шла по мосту, и каждый её шаг отзывался эхом в безмолвной бесконечности. Впереди — портал, за которым начиналась Долина Перворожденных. Там её ждали хранители, те, кто помнили древнюю магию и знали, как защитить то, что ещё не родилось.
Внутри неё ребёнок двигался — не просто телом, а сознанием. Он уже чувствовал её боль, её выбор, её любовь.
— Я с тобой, — шептала она. — Всегда с тобой.
—
Прошло девять лет.
Павел жил один. Та квартира больше не казалась тесной — она была пустой. Он не женился, не уехал. Он ждал. Каждую весну он ставил на подоконник чашку чая — туда, где когда-то стояла Инна. И смотрел в небо. Иногда ему казалось, что лампа мигает, что на кухонной плитке снова появляются трещины. Но всё исчезало, едва он моргнёт.
Однажды, ранним утром, в дверь позвонили.
Он открыл и замер.
На пороге стояла девочка лет восьми. Светлые волосы, огромные глаза. А рядом — женщина. Та самая. Инна.
— Привет, Паш, — тихо сказала она.
Он не смог вымолвить ни слова. Только подошёл ближе — и увидел: у девочки на шее висел кулон, внутри которого пульсировал мягкий, золотистый свет. Такой же, как тогда — в той кухне, перед бурей.
— Это… он?
Инна кивнула.
— Его зовут Сава. И он хотел тебя увидеть. Он выбрал — прийти сюда. В наш мир.
Павел опустился на одно колено, глядя на мальчика.
— Ты… настоящий?
— Я — часть её. И часть тебя, — спокойно ответил ребёнок. — Но больше всего я — сам по себе.
Инна положила руку Павлу на плечо.
— Мы не можем остаться. Этот мир всё ещё не готов. Но ему нужно знать, что он не один. Что у него есть отец.
Павел вздохнул, закрывая глаза.
— Значит, я буду ждать. Столько, сколько нужно.
Инна улыбнулась — впервые за всё это время по-настоящему тепло.
— И однажды, Паш, мы вернёмся. Когда ты будешь не ждать — а верить.
Они исчезли так же тихо, как и появились. Только чашка на подоконнике дрогнула — и не упала. А в её глубине засверкал отблеск — едва заметный, как солнечный зайчик, пробежавший по стене.
Потому что даже если миры расходятся, любовь всегда находит путь назад.