Кинул жену ради шлю.., продал квартиру, а когда решил вернутся— обалдел.
Кинул жену ради шлю.., продал квартиру, а когда решил вернутся— обалдел. Ненавистный будильник снова впился в тишину спальни. Ирина, не открывая глаз, нащупала телефон и смазала пальцем назойливый сигнал. 6:30. Она уже час лежит без сна, крутя в голове разговор с Максимом, произошедший накануне. Рядом – холодное пространство пустой половины кровати. Опять «важные переговоры»? Кого она пытается обмануть? Себя, что ли?
В зеркале над раковиной отразилась незнакомая женщина – усталая, измученная. Когда же она так изменилась? Тридцать пять – не возраст для старения, а внутри поселилось ощущение, будто жизнь ускользает сквозь пальцы. Капающий кран мерно выстукивал ритм – кап-кап-кап. Похоже на те слёзы, которые давно иссякли.
Кухня встретила её привычной стерильной чистотой – идеальным отражением требований мужа. «Всё должно быть безупречно», – любил повторять Максим. Чашка кофе задрожала в её руке, когда воспоминания вернули её к последнему диалогу.
– Зачем тебе моя подпись в документах? – Её вопрос повис в воздухе, пока он продолжал упорно игнорировать её, уставившись в экран телефона. Для него она словно стала частью интерьера. – Потому что я тоже человек, Максим. Не безликое приложение к твоей жизни, – голос предательски дрогнул, но она заставила себя продолжить. – Я вложила половину стоимости квартиры. Моими деньгами, заработанными на фрилансе, пока ты запрещал мне работать официально.
Он наконец поднял взгляд. Серые глаза метали молнии раздражения: – Если тебе так трудно доверять, забирай свои жалкие копейки и проваливай.
Жалкие копейки. Три миллиона рублей – это «копейки». Те самые деньги, что она зарабатывала ночами напролёт, тайком бралась за дополнительные проекты, экономила на себе ради общего будущего. Всё это теперь – просто «копейки».
Ирина опустилась в кресло у окна, наблюдая за просыпающимся городом. Серое небо Нижнего Новгорода, блестящий от дождя асфальт, спешащие люди – каждый со своей болью, своими проблемами. Интересно, есть ли среди них кто-то, чья жизнь рушится точно так же?
Телефон в кармане завибрировал – Марина. – Как ты? – В голосе подруги слышалась тревога. – Жива, – ответила Ирина, горько усмехнувшись. – Знаешь, он назвал мои три миллиона «копейками». – Сволочь, – послышался звук, похожий на то, как Марина ставит чашку на стол. – Приезжай ко мне. Пирог свежий испекла. – У меня в десять встреча с риэлтором. – И снова компромиссы? – вздохнула Марина. – Сколько можно, Ир? Помнишь себя на первом курсе? Эта яркая, бесстрашная девушка с красными волосами… – Помню, – машинально коснулась своих сейчас каштановых волос, аккуратно уложенных согласно правилам «приличного» поведения. – «Так не ходят приличные девушки», – его любимое замечание.
– А помнишь, как ты тогда послала профессора Корнилова, который приставал? – «Простите, но я предпочту собственное достоинство вашей зачётке», – процитировала Ирина и почувствовала, как губы невольно изогнулись в улыбке.
– Вот именно! Где та девчонка, которая могла поставить на место целого профессора?
«Где?» – думала Ирина, глядя на своё отражение в зеркале прихожей. Строгий костюм, незаметный макияж, жемчужные серьги – подарок свекрови. «Невестка должна соответствовать стандартам». Господи, как она устала быть тем, кем её хотели видеть другие…
Риэлтор оказался молодым парнем с непослушной чёлкой, постоянно падающей на глаза.
– Послушайте, – произнёс он, пробежавшись глазами по документам, – ваш муж уже успел подписать предварительный договор о продаже своей части квартиры. Покупатель значится как Дмитрий Андреевич Савельев. – Что?! – Ирина почувствовала, как ладони стали холодными. – Когда это случилось? – Вчера вечером.
Вчера вечером. Именно тогда, когда он якобы был на важных переговорах, а она ждала его с горячим ужином, веря каждому слову.
Домой Ирина вернулась в странном состоянии, будто её тело действовало само, а разум отключился. Она села за компьютер и без колебаний открыла почту Максима – тот так и не удосужился изменить пароль после свадьбы, считая её недостаточно сообразительной для таких «хитростей».
На экране появились письма, фотографии, брони отелей. Кристина, 26 лет, фитнес-тренер. «Любимый котёнок, скоро мы сможем быть вместе». «Малыш, я всё устрою с этой стервой». Стервой – это она, значит.
Ирина достала из винного шкафа бутылку хорошего итальянского вина из коллекции Максима. Первый глоток обжёг горло, второй показался терпким, а третий – мягким и почти приятным. Затем она позвонила Марине. – Приезжай ко мне, – сказала она. – И возьми свой фотоаппарат. – Зачем? – удивилась подруга. – Мы будем создавать новую жизнь.
Через час они сидели на кухне, пока Ирина методично стирала с телефона старые фотографии – те самые, которые запечатлели их «счастливую семейную жизнь». На их место появлялись новые снимки: ночная подсветка города, размытые силуэты прохожих, случайные детали. Как же забылось это чувство свободы!
– Знаешь, – заметила Марина, разливая последнее вино по бокалам, – может, всё сложилось правильно. – Что именно? – спросила Ирина. – Его предательство, продажа квартиры… Теперь ты проснулась.
В этот момент в замке повернулся ключ…….…Ирина замерла. Бокал застыл в руке. Сердце забилось сильнее, и Марина почувствовала это — поставила свой стакан и встала рядом, напрягшись.
Дверь медленно открылась. На пороге стоял Максим.
– Ты чего здесь делаешь? – спросила Ирина тихо, но с таким холодом в голосе, что даже Марина поёжилась.
Он выглядел усталым, но всё таким же самоуверенным. Небрежно бросил ключи на тумбочку и шагнул внутрь, будто всё по-прежнему принадлежало ему.
– Поговорить пришёл, – сказал он, не смотря в глаза. – Наговорили друг другу лишнего. Это всё эмоции… Понимаю, ты злишься, но ты же знаешь, мне тяжело сейчас. Ты всегда была рядом.
– А теперь я больше не рядом, – спокойно ответила Ирина, поднимаясь. – Ты продал половину квартиры за моей спиной. Ты изменял. Ты называл меня «стервой». Что тебе ещё нужно?
Он нахмурился, сбитый с толку её ровным тоном.
– Я думал… может, всё можно исправить. Я видел твои фото с Мариной, ты улыбаешься. Я вспомнил, какая ты раньше была… настоящая, яркая… моя.
– Нет, Максим, я не твоя, – перебила она. – Ты не вспоминаешь, ты теряешь контроль. А я… я наконец его обретаю.
Марина молча наблюдала, глаза её светились гордостью.
– Ты не поймёшь, – продолжала Ирина, – сколько ночей я плакала в этой кухне, сколько раз пыталась заслужить твоё внимание, твоё уважение. А ты? Ты предпочёл «фитнес-котёнка». И знаешь, пусть будет так. Это твой выбор. А теперь я делаю свой.
– Что ты имеешь в виду? – голос его стал настороженным.
– Я ухожу. Не из квартиры – из этой жизни, где я всего лишь приложение. Завтра мы встречаемся с нотариусом, и я выкупаю твою долю. Деньги уже переведены. У меня есть поддержка. У меня снова есть я.
Максим медленно сел, потерянный. А Ирина, не колеблясь, достала с полки маленький альбом с фотографиями — своими первыми снимками, сделанными за последний час с Мариной.
– Смотри, Максим, – сказала она, открывая альбом. – Это я. Та самая, которую ты однажды полюбил… и забыл. Но я её нашла снова. И она больше никогда не будет молчать.
Она передала ему альбом и пошла в спальню. Взяла чемодан. Марина уже стояла у двери, готовая ехать с ней. Взгляды подруг пересеклись, и обе улыбнулись — не от счастья, а от силы, что возвращается.
– Куда вы? – спросил Максим, растерянно.
Ирина остановилась у порога, обернулась.
– Навстречу жизни. Без тебя.
Дверь закрылась за ней с тихим щелчком. А на кухне остался Максим — с альбомом, в котором впервые за много лет Ирина улыбалась по-настоящему. И понял он одно: теперь ему туда — больше не вернуться.
Максим сидел, уставившись в страницы альбома, где на каждой фотографии была она — свободная, живая, настоящая. Как же он мог не видеть этого раньше? Всё его тщеславие, эгоизм и предательство стоили ему того, что было по-настоящему ценно.
Он провёл руку по лицу, пытаясь собрать мысли. Но пустота в груди росла — там больше не было места для сожалений. Только горькая правда: он потерял её навсегда.
В соседней квартире Ирина и Марина затихли в тишине. Упаковывая последний чемодан, Ирина чувствовала, как с каждым движением уходит тяжесть многолетних страданий. Вместо привычного страха — предчувствие новой жизни. Пусть дорога будет трудной, но она идёт к себе самой.
– Ты действительно думаешь, что справишься одна? – спросила Марина, глядя на подругу с нежной тревогой.
– Я не одна, – улыбнулась Ирина. – У меня есть я. И у меня есть ты. И это главное.
Вечером, когда город засыпал, они вышли на улицу — навстречу ветру перемен. Ирина почувствовала, как поднимается вдохновение, как возвращается та самая искра, которую никто и ничто не могло погасить.
Прошлое осталось за спиной — со всеми обидами, предательствами и слезами. Впереди — чистый лист и тысячи возможностей.
Она не знала, что будет завтра, но теперь знала точно одно: жить для себя — значит быть свободной. Свободной от лжи, от боли и от тех, кто не ценит твоё настоящее «я».
И в эту ночь, под мерцанием городских огней, Ирина впервые за долгие годы заснула с улыбкой — улыбкой женщины, которая обрела себя и не боится идти дальше.