Когда мне исполнилось восемнадцать, жизнь резко раскололась на «до» и «после» — внезапно умер отец. Без каких-либо симптомов, без предупреждений — просто не проснулся однажды утром. Он был здоровым, крепким, надёжным — опорой для нас с мамой. После его смерти всё рухнуло. Мы остались вдвоём, и в доме стало глухо.

 

Отец всегда был дальновидным. Он оформил квартиру на меня — «на всякий случай», как тогда говорил. Никто и подумать не мог, что этот «случай» случится так рано.

 

Через несколько месяцев пришла повестка. Армия. Странно, но я не испугался — даже обрадовался. Хотел сбежать от пустоты, от боли, от чужой тишины дома.

 

На вокзале мама крепко обняла меня и прошептала:

 

— Не волнуйся, сынок. Всё сохраню. Квартира под замком. Я берегу её для тебя. Ты у меня один.

 

Я уехал. Служба шла спокойно — часть строгая, командиры уравновешенные. Старался не жаловаться. Писал редко, да и от мамы писем почти не было. Думал: ей, наверное, тяжело. Может, просто переживает.

 

За месяц до демобилизации я получил письмо от старого друга. В нём было всего одно предложение:

 

«Знаешь, твою квартиру продали».

 

Я перечитал раз десять. Не поверил. Подумал — шутка или ошибка. Но сомнение поселилось.

 

Вернувшись домой, я первым делом поехал туда — в тот самый подъезд. Пятый этаж. Нажал звонок. Дверь открыла незнакомая женщина, за её спиной раздавался детский смех…

 

Я стоял как вкопанный. В этой квартире прошло всё моё детство — запах папиного одеколона, мамин пирог на выходных, ёлка под старой люстрой. А теперь — чужие. Другие.

 

— Чем могу помочь? — спросила женщина, немного настороженно.

 

— Простите… Я раньше тут жил. Это была наша квартира.

 

— Мы купили её лет восемь назад. Все документы в порядке. Вы, наверное, ошиблись.

 

Я спустился по лестнице, как во сне. Сердце стучало глухо. Поехал к матери. Она теперь жила в старом районе, в маленькой однушке у вокзала. Дверь открыла не сразу. На пороге стояла женщина, в которой с трудом можно было узнать мою маму. Уставшая. Поседевшая. С потухшими глазами.

 

— Сын… — прошептала она.

 

— Зачем ты это сделала? — я не мог сдержать голос. — Это ведь была папина воля — оформить квартиру на меня. Ты знала!

 

Она опустилась на стул, медленно выдохнула. Глаза наполнились слезами.

 

— Я осталась одна. Была безвыходная ситуация — долги, квартплата, лекарства… Я думала, справлюсь. Я не знала, как сказать. Я надеялась, ты поймёшь…

 

— Понять?! — внутри всё кипело. — Ты продала единственное, что от него осталось. И даже не предупредила. Ты предала меня.

 

Я развернулся и ушёл. Мы не общались пятнадцать лет. Полный разрыв. Ни звонков, ни поздравлений, ничего.

 

Я начал с нуля. Работал, учился, спал в коммуналках на раскладушках, ел дешёвую лапшу. Поднимался медленно, но упрямо. Не ради мести — просто по-другому не умел. Обещал себе — добьюсь. Сам.

 

Через десять лет у меня была собственная фирма. Через двенадцать — своя квартира. А на пятнадцатый год… я выкупил весь дом, в котором мы когда-то жили. В том числе — ту самую квартиру на пятом этаже, где прошло моё детство.

 

Я не колебался ни минуты. Когда жильцы съехали, я восстановил всё до мелочей: обои, полки, светильники. Даже нашёл похожую люстру. Но не для себя…

 

Однажды мне написала соседка — сказала, что мама тяжело больна. Онкология. Поздняя стадия. Живёт одна, почти нищенствует.

 

Я приехал в больницу. Она меня не сразу узнала. Лежала под капельницей, взгляд — мутный.

 

— Прости меня… — прошептала она. — Я всё понимаю. Я не хотела, чтобы ты меня ненавидел. Просто думала — справлюсь.

 

Я взял её руку. Она была лёгкой, как высохший лист.

 

— Я не ненавижу тебя, мама. Я… слишком долго учился прощать.

 

Она заплакала. Без звука. Как будто от облегчения.

 

Через неделю я забрал её домой. В тот самый дом. В ту самую квартиру, где она когда-то укачивала меня по ночам. Где снова, спустя годы, мы стали семьёй.

 

Она прожила восемь месяцев. С каждым днём становилась слабее, но в её глазах появлялся свет. Настоящий.

 

В последние дни она держала мою руку — так же, как в детстве, когда я боялся грозы.

 

— Ты сделал то… — прошептала она. — Чего я не заслужила. Но о чём всю жизнь мечтала.

 

— Это не возмездие, мама… Это любовь.

 

 

После похорон я долго сидел в её комнате. В окно влетал тёплый ветер, шевеля занавески. Я смотрел на фотографию отца, стоявшую на полке, и кивал. Молча. Но с миром в душе.

 

Я остался человеком. Я не ожесточился. Я простил.

 

И, может быть, именно тогда я снова стал не просто мужчиной. Я снова стал сыном.

Сыном, который вернулся домой.