Наследство свалилось на Галю в буквальном смысле слова как снег на голову: она выходила из подъезда и услышала, как дочь кричит ей с балкона:

 

-Мам! Тут тебе письмо пришло, я забыла! Погоди, сейчас в пакет его положу и брошу вниз.

 

Для того чтобы пакет не унесло ветром, дочь ложку в него добавила, сама Галя бы не догадалась.

 

Квартира, вообще, была Галина, поэтому и письма приходили сюда. Досталась она ей от родителей: просторная, светлая, с двумя большими комнатами и одной маленькой. Когда дочка вышла замуж и родила Варюшу, им стало тесно в крохотной однушке зятя, и Галя согласилась уступить молодым свою квартиру.

 

-Дура ты, — сказала ей тогда подруга Светка.

 

Со Светкой они дружили, считай, всю жизнь, хотя не было двух менее похожих женщин на этом свете. Галя родилась в семье учительницы и хирурга, была девочкой правильной, с детства знала, как сложится её жизнь дальше: институт, педагогический или медицинский, спокойное замужество, один ребёнок, работа, приносящая людям пользу – всё, как у родителей. Обычная, в общем-то, жизнь. И внешность у Гали была обычная: русые прямые волосы, серо-голубые глаза, фигура яблоком, так что к пятидесяти талия уже совсем пропала.

 

Светка была другой. Мать её — настоящая манекенщица, отец — большая шишка, каждый новый отчим — очередное светило в мире искусства. Сама она была под стать матери: высокая, худая, с тёмными, густыми кудрями и бровями вразлёт. Глаза у Светки были редкого зелёного цвета, как у колдуньи, любила приговаривать сама Светка, и этими глазами она мужчин сводила с ума. Жизнь у Светки была непредсказуемая: то она сорит деньгами в Милане, то выращивает коз в глухой деревне у гор.

 

-Жить надо так, чтобы все завидовали, — говорила она. — Попомни мои слова: будешь в старости локти кусать, а уже поздно будет.

 

Раньше старостью Светка называла и пятьдесят лет, но теперь, понятное дело, мнение своё изменила.

 

Детей у Светки не было, и она не понимала, почему Галя готова в ущерб себе что-то для дочери делать. Да, квартира зятя была неудобная, от остановки далеко, но лучше пусть ей, Гале, неудобно будет, чем дочери. И когда она деньги на машину дочке дала, Светка ругалась:

 

-Лучше бы путёвку купила себе в Милан. Давно же хотела.

 

Да, Гале хотелось побывать в Милане, сама не знала, почему, наверное, рассказы и фотографии подруги её так настроили. Но ещё больше она хотела дачу, о чём и призналась подруге.

 

-Дачу? — скривилась Светка. — Да, мещанство из тебя не истребить…

 

Галя не стала спорить и обижаться, подругу она любила и принимала все её обидные слова. Но о даче продолжала мечтать и поэтому, когда в письме прочитала, что двоюродная тётка включила её в своё завещание и оставила немного денег, обрадовалась: вот теперь она точно дачу купит!

 

-Ладно, — согласилась Светка. — Дачу так дачу. Только дочери опять деньги не отдай, пусть её нищеброд сам зарабатывает.

 

-Вася не нищеброд, — обиделась за зятя Галя. — Он аспирант, вот напишет кандидатскую, будет научным сотрудником, а там и карьера в гору пойдёт.

 

-Насмешила! — не отставала Светка. — Какая карьера? О чём ты? Был у меня один кандидат, толку от него даже в постели не было!

 

В итоге Светка предложила:

 

-Давай на счёт деньги положим, чтобы ты их Верочке своей всё не отдала. Можно ко мне на сберегательный, там и проценты капать будут, пока ты дачу ищешь. А то знаю я тебя — только я отвернусь, сразу ни денег, ни дачи. Пусть у отца просит, ты не одна её делала, вообще-то.

 

С отцом дочери Галя развелась, когда Верочке было девять лет, разрушив семейную традицию — у них в семье никто и никогда не разводился. Родители тогда, ещё живые, очень расстроились, но Галя не смогла простить ему измену, сильно её это задело. Муж сам ей во всём признался, сказал, что у него другая женщина и только с ней он узнал, что такое любить. Это было больно, Галя целый год по ночам плакала. Со временем забыла, конечно. Он потом женился, не на той своей любви, на другой, дети у него ещё были, так что не до Верочки ему было.

 

С планом подруги Галя согласилась. К выбору дачи подошла с умом: долго изучала вопрос, рассматривала объявления. Понравилась ей одна, чуть дороже, чем она могла себе позволить, но можно же и кредит взять. Поехала смотреть.

 

…Дача оказалась именно такой, о какой она мечтала: небольшой деревянный домик, облупившийся, но с характером, окружённый вишнёвыми деревьями. С одной стороны – лес, с другой – поле, и речка недалеко. Воздух там был такой, что Галя сразу задышала иначе, будто все лёгкие вычистили изнутри. На веранде стояло покосившееся кресло-качалка, в саду – старая деревянная скамейка, облупившаяся краска которой пахла детством.

 

— Вот тут, — подумала она, — можно будет встречать старость. Тихо, спокойно…

 

Дом продавала пожилая женщина, вдова, которая уезжала к сыну в Калугу. Она долго рассказывала Гале о каждом дереве, о том, как сажали эти яблони с мужем, как внуки собирали ягоды в тех самых кустах за домом. Гале было даже неловко, будто она не покупатель, а вор.

 

Когда она вернулась домой, в голове уже звенело: «Надо брать».

 

— Сумасшедшая ты, — подвела итог Светка, когда та рассказала про дачу. — Ни удобств, ни газа, один мох по углам. Прям рай для бабушки из “Трёх котов”.

 

Но Галя лишь улыбалась. Она была влюблена.

 

Через неделю деньги со счёта перевели, договор оформили, и Галя стала полноправной владелицей дачи в деревне Заречье. Первые выходные она поехала туда с Верой и Варюшей. Дочке место не понравилось — слишком далеко от города, сети почти нет, ванная на улице. А вот внучка была в восторге. Она бегала по траве босиком, плела венки, обнимала каждую кошку на пути.

 

— Бабушка, можно мы тут всё лето будем жить? — спросила она.

 

Галя почувствовала, как что-то внутри дрогнуло: не зря. Всё было не зря.

 

Весна сменилась летом, Галя стала ездить на дачу всё чаще. Потихоньку делала ремонт, звала местного мастера прибить ступеньку, подкрасить забор. Соседи оказались душевные, баба Валя из соседнего дома приносила тёплые пирожки, дядя Коля помогал с мотыгой. Галя чувствовала, что возвращается к себе.

 

И однажды, в начале августа, к ней подошла женщина с круглым лицом и пронзительными синими глазами:

 

— Простите, вы Галина Сергеевна?

 

— Да, а вы?..

 

— Я… Эм… Я Марина. Дочка вашей тёти Клары.

 

— У Клары были дети? – опешила Галя. — Мне говорили, что нет…

 

Марина сжала губы:

 

— Было много, о чём никто не знал. Мама… Она вас выбрала в завещании не просто так. Но я не за этим пришла. Мне просто нужно, чтобы вы выслушали.

 

Галя почувствовала, как землю у неё из-под ног уводит. Что ещё ей оставила та самая Клара, которую она помнила только по выцветшим чёрно-белым фотографиям?

 

Марина смотрела на неё пристально.

 

— У вас теперь не только дача. Там… есть ещё одна вещь. Вещь, которую мама берегла до самой смерти.

 

И достала из сумки небольшой свёрток.

 

— Вот. Это для вас. Только откройте, когда будете одна.

 

Галя взяла свёрток. Он был лёгким, пах старой бумагой. И вдруг ей стало страшно.

 

Что, если эта дача — это только начало чего-то куда большего?..

 

Продолжение следует…

 

Галя не открыла свёрток сразу.

 

Она положила его в платяной шкаф на даче — туда, где хранила вышитые салфетки своей матери, которые никто не доставал годами. Несколько дней она даже старалась не смотреть в ту сторону. Жила, как жила: полола грядки, стряпала варенье из смородины, звонила внучке по вечерам.

 

Но мысли возвращались. Что это может быть? Дневник? Письма? Документы? Или вовсе — ключ от какой-то другой, ещё не открывшейся двери?

 

Однажды ночью, когда шел мелкий тёплый дождь, а дом скрипел, как старый корабль, Галя встала, зажгла настольную лампу и достала свёрток. Руки дрожали.

 

Внутри оказалось два предмета: старенький альбом в тканевой обложке и узкий конверт с её именем, написанным чёрными чернильными буквами: Гале. Только ей.

 

Сначала она открыла письмо. Почерк был размашистый, но всё ещё твёрдый — почерк Клары.

 

> «Галочка, милая.

 

Прости, что не была рядом в нужные моменты. Я знала о тебе всегда, твоя мама писала мне, хотя мы и не общались открыто.

 

Я долго жила с болью, которую сама себе устроила: была молода, гордая и глупая. Однажды я влюбилась в мужчину, за которого нельзя было выходить — он был женат. Он говорил, что разведётся, но не развёлся. От него у меня родилась Марина. Я её воспитывала одна, втайне от всей семьи. Мне казалось, что если никто не узнает — мне не будет так стыдно.

 

А потом я узнала, что ты выросла, стала хорошей женщиной, матерью. И тогда поняла: хочу, чтобы хоть что-то от меня досталось достойному человеку.

 

В альбоме — не только мои фотографии. Там страницы, которые могут тебе кое-что рассказать о твоих корнях. И о доме.

 

Потому что дача, Галя… это не просто дача. Это был мой дом детства. Дом, в котором мы с твоей мамой прятались от гроз, пекли оладьи и читали книги по очереди.

 

Я знаю: он в хороших руках.»

 

 

 

Галя дочитала, и в груди у неё защемило. Горло сдавило так, будто снова стояла у гроба матери.

 

Она открыла альбом.

 

На первых страницах — выцветшие фото девочек в одинаковых сарафанах. Галя узнала свою мать — и вдруг поняла, что у Клары и правда были одинаковые глаза. Потом — фото дома. Того самого. Только краска была свежей, и на веранде сидели две девочки, обнявшись. Подпись: “Лето 1963. Заречье. Мы с Таней.”

 

Галя листала медленно, будто боялась расплескать хрупкие воспоминания. Всё сходилось. Этот дом был частью её истории. Просто она об этом не знала.

 

 

—

 

На следующий день она рассказала Светке. Та сначала отшутилась:

 

— Ну вот, теперь ты у нас наследница рода Зареченских…

 

Но потом, когда увидела фото, замолчала. И впервые ничего не сказала резкого.

 

 

—

 

С Мариной они встретились ещё несколько раз. Без драмы. Без слёз. Просто говорили — как две женщины, у которых, несмотря на всё, что разделяло, было нечто общее.

 

— Мама тебя очень уважала, — сказала Марина. — И говорила: если бы всё сложилось иначе, ты могла бы стать ей ближе, чем родная дочь.

 

 

—

 

Осень в Заречье пришла красиво: с туманами, холодными рассветами и тонким золотом листвы. Галя собирала яблоки, пекла шарлотку и писала в дневник. Да, она начала вести дневник. Светка, конечно, смеялась.

 

— Ну вот, ещё чуть-чуть — и мемуары напишешь!

 

— А почему бы и нет? — улыбнулась Галя. — У меня, кажется, началась вторая жизнь.

 

 

—

 

В последнюю страницу дневника, в ноябре, она записала:

 

> «Я думала, мне просто достались деньги и дом. А получила целую новую вселенную. Свой уголок на земле. Связь с прошлым. И даже с будущим — ведь Варюша растёт, и кто знает, может, однажды она тоже будет встречать здесь весну.

 

Спасибо, Клара. Спасибо судьбе.

 

У меня теперь есть