— Ну зачем ты опять начинаешь… — Станислав вздохнул, нахмурившись. — Разве не лучше просто помириться и не держать друг на друга зла?

— Правда? — Злата подошла к окну, глядя вдаль. — Знаешь что… Ступай к своей мамочке. Наслаждайся её пирогами. А обо мне можешь забыть.

 

Злата замерла на пороге квартиры, будто удар током прошёл по телу. Она не могла поверить собственным глазам.

 

— Что случилось? — Станислав едва протиснулся с чемоданами мимо жены и тоже застыл. — Ого…

 

— Это… Это что, дело рук твоей матери?! — голос Златы дрожал от гнева. — Здесь же всё… всё не так, как было!

 

Пока супруги отдыхали, свекровь устроила в квартире грандиозную перестановку.

 

Злата растерянно оглядывала комнату, будто пыталась на ощупь оценить масштаб бедствия. Некоторые вещи пропали вовсе. Но сильнее всего её поразило пустое место на стене, где прежде висела картина. Резко вдохнув, она бросилась к шкафам.

 

— Мама просто хотела сделать приятное… — начал Станислав.

 

— Приятное?! — Злата яростно открывала дверцы, одна за другой. — Выбросить половину моих вещей — это «приятно»?! Где картина?! Где она, я спрашиваю?!

 

— Какая ещё картина? — он с растерянным видом окинул взглядом изменённую комнату.

 

— Последняя, что мама написала перед… — голос Златы сорвался. — Это был её подарок. Самый дорогой. Где она?!

 

— Может, случайно…

 

— «Случайно»?! — Злата резко обернулась. — Как можно случайно избавиться от чужих воспоминаний?! Нет, она сделала это нарочно. Сначала командует, как мне жить, теперь и в дом залезла. А ты — опять её защищаешь?!

 

— Злат, прошу тебя, успокойся…

 

— Нет, я не могу… — она прикусила губу, чтобы сдержать слёзы. — Передай ей, пусть даже не приближается к этой квартире. Никогда.

 

Июльский вечер клонится к закату. В квартире пахнет чужим уютом. Злата ходит из угла в угол, не в силах принять новый облик своего дома. Да, всё вроде бы красиво. Но не по-домашнему. Шкаф переехал к другой стене, диван развернули, шторы — новые, кружевные, с ламбрекенами. Всё в духе Александры Тимофеевны.

 

Три года они со Станиславом собирали на первый взнос, долго выплачивали ипотеку. Сколько было споров по поводу мебели, оттенка обоев, места для зеркала… Каждая мелочь — результат компромисса. А теперь всё перечёркнуто одним визитом «гостя».

 

Нет, она не чужая. Увы. Это свекровь. Женщина, которая с самого начала смотрела на Злату с осуждением. То готовит не так, то работает слишком много, то каблуки у неё «чересчур вызывающие». А когда узнала, что Злата не планирует детей в ближайшие годы…

 

Станислав был между двух огней. Да, он пытался что-то говорить матери после неприятных ужинов, но дальше пары фраз дело не шло. Злата понимала: ему тяжело. Мать одна его подняла, вырастила. Но и у неё — свои чувства, своё достоинство. Она — не девочка, она — взрослая женщина. У неё есть работа, мечты. Неужели это делает её плохой женой?

 

А теперь — вот он, сюрприз. Самое болезненное — пропавшая картина. Мамин морской пейзаж. Не великое искусство, но память. Трогательная, настоящая. Её больше нет. Ни картины, ни мамы.

 

Неделя после возвращения выдалась невыносимой. Станислав ходил подавленный, вечно пытаясь найти компромисс. Но разговоры снова и снова заканчивались ссорами.

 

— Может, зайдём завтра к маме? — неуверенно спросил он за ужином. — Она пирогов испекла…

 

— Прекрасно, — Злата резко поставила вилку. — Значит, уже был у неё? Интересно, она хоть извинилась?

 

— Она… она сказала, что хотела сделать сюрприз, немного «освежить» обстановку…

 

— Обновить?! — Злата вскочила из-за стола. — Мы с тобой выбирали каждый предмет по каталогу! Помнишь, как спорили из-за кресла? А светильники? Я месяц ждала акцию! Как она могла?!

 

— Ну не всё же она выбросила…

 

Злата крепко сжала чашку. Посуда предательски задрожала в её руках.

 

— Стас, это наш дом. Каждый угол здесь дышит нашими воспоминаниями. А она просто пришла и вычеркнула это. Как ей вообще хватило наглости?!

 

— Мама не хотела зла…

 

— Правда? — перебила Злата. — Тогда почему она уничтожила последнее, что напоминало мне о маме?!

 

— Ну вот опять ты… — Станислав поморщился. — Ну зачем всё это? Лучше бы помириться…

 

— Иди, — Злата посмотрела в окно, — иди к ней. Ешь её пироги. А меня оставьте в покое.

Станислав продолжал пытаться уладить всё. Снова и снова. И Злата держалась. Но с каждой попыткой ей становилось всё тяжелее. А потом… Потом она сдалась. Чтобы сохранить семью. Чтобы не выбирать между сердцем и достоинством.

 

Август наступил внезапно, как будто и не было тех долгих, напряжённых дней. Злата сидела на кухне с чашкой чая — заварила тот самый зелёный, который Станислав никогда не любил. На подоконнике снова стоял старый фикус, принесённый ещё с их первой съёмной квартиры. Она вернула его на место — тихо, без споров. Так же тихо и молча сняла новые ламбрекены, спрятала в ящик хрустальные фигурки и поставила обратно их керамическую кошку с отбившимся ухом. Всё это было её способом вернуть своё.

 

Станислав почти не спорил. Только вздыхал. И всё чаще задерживался на работе.

 

Они не ругались — но и не разговаривали. Паузы в диалогах тянулись дольше обычного. Вечера были молчаливыми, будто каждый жил в своём доме, хотя стены оставались общими.

 

Однажды, придя с работы, Злата нашла на столе конверт. Внутри — аккуратно сложенное письмо. Узнаваемый, строгий почерк.

> «Злата. Мне жаль. Я не хотела сделать больно. Думала, что немного уюта не повредит… Картина у меня. Я не выбросила её. Просто подумала, что она уже не нужна — ты ведь давно не говорила о маме. Прости. Если хочешь, можешь забрать её в любой момент. Александра Тимофеевна.»

Руки Златы задрожали. Её первой мыслью было: «Почему ты не сказала раньше?!» Но потом пришло другое чувство. Пустота. Будто запоздалое объяснение не лечит. Но внутри что-то оттаяло. Картина жива. Она есть.

 

В ту же ночь, впервые за долгое время, она подошла к Станиславу сама.

 

— Я поеду завтра к ней, — тихо сказала она. — Заберу картину.

 

Станислав посмотрел на неё с облегчением. Но не сказал ни слова. Просто кивнул.

 

Двор был знакомым и чужим. Злата вошла в подъезд, дрожащей рукой нажала кнопку звонка. Открыла Александра Тимофеевна — в халате, с обычным строгим взглядом. Но что-то в её лице изменилось. Может, это была усталость. А может — сожаление.

 

— Проходи, — сухо сказала она, отходя в сторону.

 

Картина стояла в углу, аккуратно завернутая в плед. На мгновение Злата замерла, как будто увидела призрак.

 

— Спасибо, — выдохнула она.

 

— Я не хотела… — начала было свекровь, но осеклась. — Просто… ты всегда такая сильная. Я подумала, тебе всё равно.

 

— А мне — не всё равно. И сильная — не значит бесчувственная.

 

Они долго смотрели друг на друга. И в этой тишине было больше, чем в любом объяснении.

 

Вечером Злата повесила картину обратно на стену. Та же рамка, то же место, чуть повыше — чтобы не трогать снова.

 

Станислав встал рядом.

 

— Прости, что не был с тобой в этом. Я не знал, как правильно.

Злата ничег.