Поругавшись с ухажёром из-за наследства, внучка в слезах поехала на дачу покойного дедули и как оказалось, не зря…

Нежные лучи утреннего солнца окутывали землю мягкими волнами тепла, окрашивая всё вокруг в золотистые оттенки, но Яна не замечала этой красоты. Её мысли были заняты совсем другим. Не радовали её сегодня ни танцующие по дорожке солнечные зайчики, ни любопытные воробьи, выискивающие крошки среди травы, ни весёлый смех детей, играющих в песочнице. Всё это проходило мимо её внимания. Яна была вне себя от гнева после бурной ссоры с Максимом. Что скрывать, накипело за долгое время. Ладно ещё, что он — человек искусства, находящийся в постоянном поиске себя. С этим она смирилась уже давно. Но вот как он собирается обеспечивать семью своими рисунками, которые продаются редко и за бесценок? Это вызывало у неё недоумение.

Возможно, он действительно одарённый самоучка, но почему он не хочет учиться в институте, если решил посвятить жизнь живописи? Яна не могла этого понять. Она всегда считала, что любая профессия, особенно творческая, требует серьёзной подготовки. К сожалению, её способность трезво оценивать Максима затуманивалась чувствами. Любовь, как известно, обладает удивительной способностью ослеплять. И всё же ей хотелось верить, что когда-нибудь его доходы стабилизируются, он найдёт своё место в жизни, и они смогут устроить красивую свадьбу. Она представляла себя в шикарном платье цвета шампанского, чувствуя себя словно героиня сказки на королевском балу. Однако эта мечта стоила немалых денег. А с его творческими поисками и её медсестринской зарплатой осуществление задуманного казалось далёкой перспективой. Это не добавляло гармонии в их отношения, но Яна терпела. Работы Максима были неплохими, и она надеялась, что он найдёт им достойное применение. Однако дедушкино наследство стало последней каплей её терпения. Он заговорил о продаже дома с аукциона и желании пустить деньги на беззаботную жизнь. Это было слишком.

Дедушку Яна обожала всем сердцем, и его маленький домик у пруда был для неё особенным местом. Ей было безразлично, что сейчас можно выгодно продать эту землю под застройку и получить хорошие деньги. Продать она всегда успеет, никто не торопит. Возможно, она хотела сохранить этот уголок для своих будущих детей, чтобы они могли приезжать сюда, плавать в пруду и лакомиться клубникой, как делала это она в детстве. А Максим, видите ли, уже всё за всех решил: распланировал, как потратить деньги. Но ведь хозяйка дома — она, и именно ей решать судьбу дедушкиного наследства. Этот спор разгорелся сегодня утром с невероятной силой. Максим кричал, что она ограниченная деревенская девушка, не понимающая современных реалий и возможностей заработать. Яна же наконец высказала ему всё, что думает о его роли главы семьи и добытчика. В итоге разъярённый мужчина хлопнул дверью и отправился в бар пить пиво, а расстроенная Яна ушла на работу, стараясь собраться с мыслями.

Перед входом в травматологическое отделение она сделала глубокий вдох, пытаясь сосредоточиться. У неё была работа, которая не терпела эмоциональных срывов. Она любила свою профессию, несмотря на скромное вознаграждение. Здесь она чувствовала себя нужной, видела людей, которым могла помочь, и наблюдала результаты своего труда. Она не была похожа на Максима, который занимается чем-то неопределённым, не понимая, кому это нужно. Нет, она не гений и не творческая личность. Но кто-то же должен делать рентген сломанным конечностям, даже если пациент — гений мирового масштаба.

Рабочий день помог ей на время забыть о своих переживаниях, но к концу смены она почувствовала, что категорически не хочет возвращаться домой и сталкиваться с Максимом. Отвращение было таким сильным, что она начала задумываться: а не разлюбила ли она его?

— Эй, Джульетта, о чём задумалась? Ромео опять что-то натворил? — послышался голос подруги. — Но плёнки всё равно нужно отнести в отделение.

Светка моментально улавливала все настроения Яны. Перед ней бесполезно притворяться.

— Опять нашёл повод для недовольства, — вздохнула Яна, собирая снимки за день. — Дармоед он, Светка. Живёт за мой счёт, а теперь ещё и на дедушкин дом позарился, хочет его продать.

— А тебе что, миллиардера надо? — Светка, которая страдала от недостатка внимания со стороны мужчин, не разделяла её взглядов. — Рисует хорошо? Хорошо. Не пьёт? Не пьёт. Не курит? Не курит. За юбками не бегает? Не бегает. Даже не матерится. В наше время таких почти не осталось. Зачем тебе этот дом? Ты же здесь как лошадь вкалываешь. Может, хоть за границу съездите. Всю жизнь потом будете вспоминать.

— Не-ет, Света, ты не понимаешь. Этот дом — это как память, понимаешь? Там я всегда вспоминаю деда и своё детство. Как он учил меня плавать, как мы вместе ловили рыбёшек и жарили их. Такие маленькие, хрустящие, вкусные. Нигде больше такого не ела. Ну, представь, я потрачу эти деньги на отдых в Шарм-эль-Шейхе, и что дальше? Воспоминания о том, как я сидела на верблюде или валялась под тентом в жару? Нет, это не для меня. Если Максиму так хочется, пусть подумает, как заработать.

— Подруга, ты только не ошибись. В нашей жизни любой мужик, какой-никакой, но нужен. Максим — не самый плохой вариант, — Света явно не разделяла её настроений. — Мне бы твои проблемы.

Яна ничего не ответила. Она знала, как не везёт Свете в любви, и поняла, что не стоит было откровенничать. Поэтому, вздохнув, она направилась в отделение с твёрдым намерением не возвращаться домой сегодня. Зачем ей досталось наследство, если не использовать его с пользой? Самое время поехать прополоть клубнику, пока она не заросла травой и не расползлась усами. Нужно будет купить что-нибудь перекусить по дороге до автобусной станции. Пусть Максим отдохнёт от неё. Да и ей тоже нужно передохнуть. Нет сил смотреть, как он целыми выходными валяется на диване, потягивает пиво и смотрит футбол. Лучше бы он хотя бы играл в него. Хоть какое-то движение!

За окном автобуса мелькали просторы лугов и перелесков, отвлекая Яну от тяжёлых мыслей. Она всегда любила дорогу. Каждый раз ей казалось, что она едет куда-то далеко, в новую, лучшую жизнь, где за горизонтом её ждёт что-то, что изменит всё к лучшему. Вспомнился дед, открывающий улей в шляпе с сеткой, вокруг которого жужжали встревоженные пчёлы. Какой вкусный мёд качал дед! В их местах цвела акация, и мёд получался ароматным, светлым, воздушным. Он почти не густел, и его было так приятно намазывать на свежую белую булку! Яна сглотнула слюну. Ульи дед продал незадолго до смерти, поняв, что этот труд ему уже не по силам.

До дедушкиного дома она добралась уже в сумерках. Над прудом поднимался лёгкий пар, ива склонила свои ветви к тёплой воде. Где-то на другой стороне пруда соловей пробовал свою трель, а лягушки, вошедшие в брачный период, наполняли округу многоголосым кваканьем. Воздух был неподвижен, ни один лист не шевелился. И вот этот райский уголок она должна продать? Яна упрямо покачала головой и толкнула калитку. Если поспешить, она успеет искупаться. Телефон завибрировал, показывая звонок от Максима. Яна выключила его и вошла в дом.

Дом погрузился в тихую, умиротворяющую атмосферу, источая лёгкое, но теплое гостеприимство. На стене находились старинные часы с функцией боя, стол покрывала связанная руками покойной бабушки кружевная скатерть, а в серванте красовались теперь уже редкие фаянсовые безделушки, которые в детстве было строго запрещено трогать, но невероятно интересно разглядывать. Яна вспомнила, как пряталась под этой самой скатертью, забираясь на перекладины, соединявшие ножки стола, и ожидала, когда же взрослые начнут её искать. Она даже не подозревала, что её силуэт просвечивал сквозь ажурную ткань, и взрослые прекрасно видели, где находится проворный ребёнок. Она снова…

…использование мотыги могло бы повредить кустам. Тяпка останется для работы между рядами. Вздохнув, она надела защитные перчатки и начала выдирать сорную траву, используя дедовскую стамеску. Занятие было, безусловно, непростым, но кусты, освобождённые от сорнякового плена, так радостно распрямлялись и расправляли свои зубчатые тёмно-зелёные листья, что Яна принялась за работу с удвоенной энергией. К завершению дня большая грядка была очищена, и формирующиеся, пока ещё зелёные плоды с готовностью повернули свои пористые бока к заходящему светилу. Яна устало опустилась на травяной покров. Эх, нынче клубника не та, за ней некому ухаживать без…

…бока. Яна устало опустилась на траву. Эх, не та в этом году клубника, никто ею не занимался без заботливого деда. И листья мельче, и завязей маловато. Потеряли кустики своего хозяина. Ну что ж, значит, она попробует быть хозяйкой, насколько это возможно. Надо бы подкормить кустики. Только чем? Дедушкиных секретов она не знала и удобрениями не запаслась. Пораскинув мозгами, Яна вспомнила о старой компостной яме в дальнем углу сада. Стоит нетронутой она уже давно, всё, что туда сбрасывалось, давно уже перегнило и перепрело, в самый раз удобрять. Наступила очередь ведра и лопаты. Компост приходилось разрыхлять, и Яна уже начала жалеть, что взялась за эту работу. Но упрямый характер брал своё, и лопата снова и снова срезала тёмные плотные слои. Внезапно лопата ударилась о что-то твёрдое. Раздался скрежет стекла, и Яна, к своему удивлению, обнаружила в компосте стеклянную банку. Это было любопытно. Бросать в компостные ямы посторонние предметы у деда было строжайше запрещено. Яна аккуратно начала раскапывать ямку, стараясь не порезаться о треснувшие стёкла. Наконец она извлекла банку, закрытую закатанной крышкой с холщовым свёртком внутри. В полном недоумении она понесла находку в дом, чтобы открыть крышку. Аккуратно достав тяжёлый свёрток, девушка развернула холстину. Её потрясённому взору предстало невероятное зрелище: на куске простой ткани лежала горка драгоценностей: серьги, колечки, цепочки, новёхонькие, с бирками ювелирных магазинов, отливающие тёплым приглушённым светом. Ай да дед, запрятал сокровище и рассказать не успел! Яне вспомнились отрывочные дедушкины намёки… …о том, что «в жизни надо всегда иметь свой маленький запас на чёрный день». Она тогда посмеялась, подумав, что речь идёт о деньгах под подушкой, но дед, оказывается, имел в виду совсем другое. Сердце бешено стучало, в ушах звенело от волнения. Яна несколько раз пересчитала украшения — всё выглядело новым, дорогим. Некоторые кольца явно были с бриллиантами. Девушка схватила телефон, чтобы сфотографировать находку, но затем одёрнула себя. Нет, не стоит. Пусть это пока останется её тайной.

Эта находка перевернула всё. Не потому, что теперь она могла продать драгоценности и получить крупную сумму — хотя это тоже. Главное было в другом: дед, возможно, предвидел всё это. Может, он знал, что ей придётся бороться за дом, что ей придётся выбирать — между любовью и памятью, между мечтой и компромиссом. И он сделал выбор за неё, оставив ей поддержку — не прямую, не навязчивую, но ощутимую. Как будто сказал: не сдавайся, внучка, я с тобой.

Уже на следующее утро Яна отнесла часть украшений ювелиру, чтобы узнать их примерную ценность. Мужчина, внимательно осмотрев их, поднял на неё удивлённый взгляд:

— Девушка, это очень серьёзные вещи. Некоторые кольца относятся к 70-м годам, но не потеряли ценности. Где вы это взяли?

— В наследство, — коротко ответила она, уклоняясь от подробностей.

По дороге обратно она не чувствовала ни тревоги, ни сожалений. Максим больше не казался ей таким важным. Он звонил, писал, извинялся, но ей было уже всё равно. Он предал её веру, не уважал её память, её границы, её чувства. Она поняла: любовь — это не только про поцелуи и красивые слова, но и про выбор, уважение, поддержку. А этого у Максима не было.

Через неделю Яна нашла нового арендатора для дедушкиного дома — молодую семью с двумя детьми, временно перебравшуюся из города. Они согласились ухаживать за участком в обмен на бесплатное проживание. Дом снова ожил: слышался детский смех, запах пирогов по выходным, оживали клумбы, покосили траву.

А Яна? Она вложила часть денег в курсы повышения квалификации, чтобы со временем перейти в реабилитационное отделение. И наконец-то позволила себе недельный отдых — не в Египте, не на Мальдивах, а в старом селе в Карелии, где можно было молчать часами, слушая тишину леса.

Она больше не мечтала о свадьбе в платье цвета шампанского. Она мечтала жить честно, просто и по любви — не по расчёту.

И где-то в глубине души знала: о

днажды тот, кто оценит всё это, обязательно появится.