Свекровь и муж хотели забрать мой дом, они уже меняли замки в дверях, но я просто так не сдалась

 

— Ты застряла в прошлом, Оля. Нужно двигаться дальше, — Алексей сделал глоток кофе, не отрывая взгляда от экрана ноутбука.

 

— Я просто спросила, пойдёшь ли ты сегодня в кино со мной, — Ольга смотрела на мужа, пытаясь осознать, когда между ними выросла эта невидимая преграда.

 

Утренние лучи солнца окрашивали кухню в золотистые тона — маленькую, но уютную, с терракотовой плиткой и самодельными полками для специй. Шесть лет назад Ольга сама красила эти стены, выбирая оттенок, который напоминал ей о мечтах об итальянских каникулах. Краску она подбирала ещё до знакомства с Алексеем, как и сам дом — скромный, но собственный, купленный на деньги от продажи бабушкиной квартиры и её личных сбережений.

 

— Обещал матери заглянуть, — Алексей закрыл ноутбук. — Она приготовила ужин. Да и работа…

 

— Какая работа? — Ольга нахмурилась. — Уже месяц говоришь о каком-то проекте, но я не видела, чтобы ты что-то делал.

 

— Ты ничего не понимаешь, — он поморщился, словно от боли. — Мне нужно пространство. Творчество не терпит давления.

 

Ольга вздохнула. В последнее время каждый разговор заканчивался одинаково — его раздражённым «ты не понимаешь». Когда-то фраза «он творческий человек» казалась объяснением всему: его задумчивости, странностям, привычкам.

 

Теперь же что-то изменилось. Он часами лежал, уставившись в потолок, или бормотал что-то, оставаясь один. Иногда она находила странные записи — бессвязные, будто написанные другим человеком.

 

— Может, отдохнёшь? — осторожно предложила Ольга. — Побудем вдвоём… Без проектов.

 

— Зачем? — он резко поднялся, едва не опрокинув чашку. — Чтобы ты контролировала каждый мой шаг? Навязывала свои правила? Душила меня?

 

— Алексей, это не…

 

— Оставь меня! — он выбежал из кухни, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла.

 

Ольга медленно опустилась на стул. В голове крутились обрывки мыслей. Когда всё начало рушиться? Когда его молчание превратилось в отчуждение? Когда его мечтательность стала похожа на одержимость?

 

Она помнила их первую встречу — на выставке современного искусства. Он стоял перед инсталляцией — проволочной конструкцией, похожей на паутину — и что-то быстро записывал в блокнот. Ольга спросила, что он пишет. Он смутился, показал — заметки о форме, пустоте, структуре. Говорил увлечённо, глаза горели. Она влюбилась в его способность видеть глубину там, где другие видели лишь поверхность.

 

Но теперь этот взгляд часто был холоден, отстранён, а иногда — полон неприязни.

 

— Ольга, ты всегда так поздно приходишь? — голос свекрови звучал сладко, но с явной ноткой яда.

 

Ольга едва сдержала вздох. Татьяна Михайловна снова восседала в их гостиной, расположившись в кресле, словно на троне. Сумочка — идеально подобранная под туфли, волосы — безупречно окрашенные, маникюр — безупречный. Казалось, она всегда выглядит так, будто готовится к встрече с королевой.

 

— Задержалась на работе, — Ольга повесила пальто, заметив, как свекровь поморщилась. — Закрываем квартал, много отчётов.

 

— Я стараюсь навещать сына, проверять. Он у меня такой… ранимый. Не каждая женщина способна его понять.

 

«Особенно ты», — повисло в воздухе невысказанное.

 

— Мы ужинали у мамы, — Алексей вышел из кухни со стаканом воды. — Она приготовила мой любимый бефстроганов. Помнишь, как ты пыталась его сделать в прошлом году?

 

— Помню, — тихо ответила Ольга. — Тебе не понравилось.

 

— Это было несъедобно, — он усмехнулся, переглянувшись с матерью. — Мама никак не могла поверить, что можно так испортить простое блюдо.

 

— Лёша, ну что ты, — Татьяна наигранно нахмурилась. — Ольга старалась. Просто у неё другие… приоритеты. Карьера, дом, счета. Не у всех есть время на кулинарные изыски.

 

Её голос сочился фальшивым сочувствием, от которого Ольгу затошнило. Свекровь никогда не критиковала её открыто — только намёками, тонкими, как иглы, но такими же болезненными.

 

— Кстати, о доме, — Татьяна оживилась. — Я подумала, что эту комнату можно переделать. Убрать жалюзи, повесить шторы — тяжёлые, бархатные. И обои сменить. Эти слишком простые, деревенские.

 

— Я сама выбирала эти обои, — напомнила Ольга. — И мне они нравятся.

 

— Конечно-конечно, — свекровь изобразила понимающую улыбку. — Просто я думала о вас, о вашем будущем. Этот дом… он мог бы быть уютнее. Правда, Лёша?

 

— Определённо, — кивнул Алексей, глядя на Ольгу странным, оценивающим взглядом. — Этот дом нуждается в… переменах.

 

Тон, которым он это произнёс, заставил по спине Ольги пробежать холодок. В его глазах на секунду мелькнуло что-то чужое, незнакомое.

 

В ту ночь она не могла уснуть. Алексей лежал рядом, но не прикасался к ней — отвернувшись к стене, что-то бормотал себе под нос. Ольга прислушалась и различила обрывки фраз:

 

— Скоро… всё будет… правильно… наш… должен быть наш…

 

— Лёш, — она осторожно коснулась его плеча. — Ты не спишь? Что ты говоришь?

 

Он резко развернулся — как заводная игрушка. В синеватом свете фонаря его лицо казалось чужим, с неживыми глазами, застывшими на её лице.

 

— Ты ещё кто?. — Ты ещё кто? — прошептал Алексей, вглядываясь в неё, будто видел впервые. Его голос был сдавленным, будто внутри него боролись сразу несколько эмоций — страх, ярость, замешательство.

 

— Алексей, это я… Ольга. Твоя жена, — она села в постели, сердце билось часто. — Что с тобой?

 

Он моргнул, как будто очнулся. Потёр лицо ладонями, сел, глядя в пол.

 

— Прости… Мне… просто кошмар приснился, — пробормотал он.

 

Но Ольга знала — это не был просто сон. Он всё чаще был «не с собой». А ещё — он всё чаще уходил к матери. Они шептались, прятали бумаги. Несколько раз она замечала, как Татьяна уносит какие-то документы в сумочке. И теперь, когда замки на входной двери неожиданно были заменены, всё стало очевидным.

 

На следующий день, когда Алексей снова «уехал к матери», она позвонила знакомому юристу.

 

— Документы на дом оформлены только на тебя? — уточнил он. — Тогда они не имеют на него никакого права, даже если ты в браке.

 

— Но он… он говорил, что это наш дом…

 

— Устные слова не имеют юридической силы. У тебя есть все бумаги? Свидетельство о собственности?

 

— Да. Копии тоже есть. И оригиналы у меня, — твёрдо ответила Ольга.

 

— Хорошо. Тогда будь готова, что они могут пойти дальше — шантаж, давление, попытки выставить тебя неадекватной. Защищай себя. И если начнутся угрозы — обращайся в полицию.

 

Он оказался прав. В ближайшие дни ситуация обострилась.

 

Сначала Татьяна пришла с «дизайнером интерьеров» — якобы «помочь преобразить дом». Потом Алексей стал оставаться у матери на ночь. А однажды Ольга пришла домой и увидела, что её вещи свалены в пакеты в коридоре.

 

— Ты больше не живёшь здесь, — спокойно произнесла свекровь. — Этот дом нужен Алексею. Ты слишком… напряжённая. Слишком озлобленная. Нам здесь нужно спокойствие.

 

Но Ольга молча подняла сумки и… прошла мимо. Прямо в спальню. Где, как она знала, в её комоде лежали ключи от сейфа с документами.

 

На следующий день она подала заявление в суд. И передала юристу все доказательства — включая аудиозапись разговора, в котором Алексей и его мать обсуждали, как её «выжить».

 

Суд длился три месяца. За это время Алексей окончательно сорвался — он пытался вернуться, плакал, умолял, обвинял, исчезал на несколько дней, снова появлялся. Его «проект» оказался фальшивкой, придуманный для отвода глаз. А его «кризис» — прикрытием для планомерного плана: отобрать у неё дом, как только он официально будет на него переписан.

 

Но этого не случилось.

 

Суд постановил, что дом полностью принадлежит Ольге. И более того — она имела право требовать от бывшего мужа компенсации за моральный ущерб.

 

Она не стала этого делать.

 

Она просто сменила замки.

 

И в первый вечер, когда осталась в доме одна — впервые по-настоящему одна — она открыла бутылку красного вина, включила музыку и зажгла свечи. Терракотовые стены снова

сияли в мягком свете.

 

— Добро пожаловать домой, — прошептала она себе. И впервые за долгое время — улыбнулась.