Свекровь попала в стационар, и невестка поехала полить огород. Подступив к колодцу, она едва не потеряла сознание. – Алло, – дрожащим голосом ответила Катя. Она не переносила ночные звонки с неизвестных номеров — всегда предчувствовала в них что-то плохое. Такие звонки случались у неё всего дважды: первый раз, когда умерла её мама, второй — когда погиб муж, Никита. – Екатерина? Женщина почувствовала, как ледяная волна прокатилась по телу. В голове мелькали отрывочные мысли: «Скажи, что это ошибка! Заверни телефон под одеяло! Это не тебе!» – Да, я слушаю, – произнесла она, с трудом взяв себя в руки, хотя внутри всё дрожало, а спина покрылась холодным потом. – Екатерина, простите, не знаю вашего отчества. К нам поступила пациентка — Клавдия Михайловна Васильева, и она попросила сообщить вам об этом. У Кати всё оборвалось внутри. Это была её свекровь — последний человек, который оставался близким после всех потерь. – Что с ней? Что случилось? Где она? Я сейчас приеду! – Не волнуйтесь так, – раздалось в трубке. – Она в кардиологии. Был сердечный приступ, сейчас находится в реанимации. Но состояние стабильное, купировали. Пока вас к ней не пустят. Приезжайте, но лучше через пару дней. Всё будет хорошо, только не расстраивайтесь. Связь оборвалась, а Катя ещё долго не могла прийти в себя. Как такое возможно? Клавдия Михайловна — женщина с железным здоровьем. Именно она поддерживала невестку после гибели сына, когда мир рухнул у Кати под ногами. По логике вещей, наоборот, она должна была быть той, кто падает, а не та, кто поднимает других. Что же могло случиться? У такой крепкой, совсем ещё не старой женщины — сердечный приступ? Катя вытерла слёзы и решительно встала с кровати. Спать уже не хотелось. В больнице ей всё объяснят. И, может быть, Клавдии Михайловне что-то нужно — чай, вода, сменить рубашку. Катя быстро собиралась, хотя прекрасно знала, что свекровь всё лето живёт на даче. Там был уютный дом, цветущий сад, аккуратные грядки. Катя любила приезжать туда — можно было просто сорвать что-нибудь прямо с земли, и казалось, что вкуснее ничего нет на свете. Медсестра встретила Катю недружелюбным взглядом. – Я даже не ожидала, что придёте. Ведь я же сказала — пациентка в реанимации, к ней не пропустят. – А с врачом можно поговорить? Он же там работает. – С врачом разговаривают днём. Катя упрямо уселась на стул. – Я не уйду, пока не поговорю. И вообще, ей, наверное, что-то требуется. Медсестра покачала головой. – Сейчас ей ничего не нужно. Только когда привезли, она что-то шептала про помидоры — будто не успела их полить, теперь они все завянут. Посидите здесь, я скажу врачу, чтобы он зашёл. Доктор действительно подошёл, но ничего нового не сообщил. Медсестра передала всё точно: никакой помощи не требуется минимум два-три дня. Затем можно будет позвонить на пост и узнать новости. Катя смотрела на него сквозь слёзы. – Не переживайте, – мягко сказал врач. – Она сильная женщина. Думаю, справится. Просто что-то сильно её потрясло. Иногда именно так, внезапно, и даёт сбой сердце. Выходя из больницы, Катя вспомнила слова медсестры о помидорах. Значит, надо съездить на дачу — проверить, как там дела, полить огород, привести всё в порядок. Возьмёт выходные — и поедет. Раньше надо было об этом подумать. Почему она этого не сделала? Разве сложно было приехать и помочь? Клавдия Михайловна для неё не чужая. У них всегда были тёплые, почти родственные отношения. После смерти Никиты именно свекровь стала опорой и близким человеком. И с Никитой, и с его матерью у Кати были доверительные, тёплые связи. Они часто смеялись вместе, шутили, подтрунивали друг над другом. Однажды, когда у Клавдии Михайловны случилось воспаление лёгких, сын бросил всё и просидел в больнице до тех пор, пока врачи не сказали, что опасность миновала. Так же было и с ней самой: если Никита хоть раз не отвечал на звонок, она начинала волноваться. Но, несмотря на любовь, никогда не давила, не навязывалась — была заботливой, но осторожной. К утру город проснулся, началась обычная суета. Катя наконец собрала сумку, глубоко вздохнула и взяла телефон. Теперь нужно было сообщить начальнику, что берёт пару дней, и можно отправляться. До дачного посёлка около тридцати минут на машине. У неё был автомобиль — подарок Никиты, купленный за несколько месяцев до его гибели. После того случая она ни разу не садилась за руль. Страх всё ещё жил где-то внутри. Дача встретила тишиной и умиротворением. Катя ласково улыбнулась старому дому: «Не волнуйся, всё наладится». Как всегда, у Клавдии Михайловны царил образцовый порядок. Катерина обошла двор: ни одной лишней травинки, клумбы в идеальном состоянии, повсюду цветы. Сейчас она польёт вазоны — их полагается увлажнять дважды в день, а остальные грядки — вечером, когда солнце начнёт клониться к закату. Именно так её научила свекровь, когда Катя приезжала к ней в гости. – Катюш, это ты? – окликнули издалека. Женщина обернулась — к ней подходила соседка, живущая по соседству с дачей свекрови. – Да, здравствуйте, – ответила Катя. – Здравствуй, родная. А что там у Клавы? Я в тот день как раз ездила в город за покупками, приехала — а её уже увезли. – Сердце подвело. Сейчас в реанимации, но врачи говорят: состояние тяжёлое, но стабильное. Сказали, возможно, её что-то сильно потрясло. – Какой ещё стресс? Тут ведь всегда такая тишь да гладь. – А кто вызвал скорую? – Не знаю, думала, ты в курсе. У нас все в эти дни в город мотаются — пенсии же выдают. Катя вздохнула. Похоже, узнать точную причину случившегося сейчас не удастся. Она распаковала вещи — ведь собралась остаться на целую неделю — и вышла поливать цветы. Когда Клавдия Михайловна поправится, она должна будет увидеть всё в идеальном порядке. Дом когда-то выглядел совсем иначе — именно здесь родилась и выросла свекровь. Потом она переехала жить за город, а дом остался родителям. Некоторое время он пустовал, пока Никита не решил его отремонтировать. Вместе с родителями они полностью переделали помещение, и теперь это был небольшой, но уютный и современный загородный дом. Катя взяла ведро, помня, что цветам лучше тёплая вода, и решила после полива наполнить ёмкость заново, спустившись к колодцу. Как только она потянулась к цепочке, чтобы зацепить ведро… …она вдруг замерла. Что-то блеснуло в траве у самого колодца. Сердце снова дрогнуло — но не от страха, а от какого-то смутного, тревожного предчувствия. Катя наклонилась и подняла с земли небольшой, старый кулон. Серебряный, с потускневшей цепочкой и крошечной фотографией внутри.

 

Она открыла его — внутри было фото маленького мальчика. Лицо было размытым, но что-то в чертах казалось смутно знакомым. Катя села на скамейку возле колодца, все еще держа кулон в руке. Руки дрожали.

 

«Кто это?» — мелькнуло в голове. Это был не Никита — у него не было таких фотографий в детстве. И кулон не принадлежал Клавдии Михайловне — точно не в её стиле. Так откуда он?

 

Катя поднялась и поспешила в дом. Она вспомнила, что в спальне свекрови стоял старинный комод, где та хранила старые письма и фотоальбомы. Она никогда не просила Катю туда заглядывать, но сейчас, в этом странном одиночестве и тревоге, женщина почувствовала: там — ответы.

 

Комод открылся с лёгким скрипом. Катя начала аккуратно перебирать конверты, пожелтевшие открытки, старые фотографии. На одном из снимков — та же женщина, только моложе, и… ребёнок рядом. Мальчик. Тот самый. И подпись сзади: “Сашенька. 1983 г.”

 

Катя почувствовала, как дыхание сбилось. Она перевернула другие фото — везде был этот ребёнок. Сначала малыш, потом — постарше. Но потом — ничего. Ни одного снимка после примерно десятилетнего возраста.

 

— Кто ты, Сашенька? — прошептала Катя. — Почему о тебе никто не говорил?

 

Словно в ответ, заскрипела дверь — налетел ветер, разметав лёгкие занавески. Дом будто ожил, заволновался.

 

Катя ещё раз посмотрела на кулон. Почему он лежал у колодца? Почему Клавдия Михайловна, сильная, уравновешенная женщина, вдруг рухнула от сердечного приступа, шепча о помидорах?

 

Нет. Не о помидорах она шептала. Это было то, что её тревожило в последние дни. Что-то тяжёлое, спрятанное в прошлом, что внезапно вырвалось наружу.

 

Катя провела в доме до позднего вечера. Она тщательно полила весь огород, навела порядок на кухне и зажгла лампу в спальне — пусть будет светло, как будто кто-то дома ждёт возвращения хозяйки.

 

Перед сном она снова взяла в руки кулон. На следующее утро она решила поехать в больницу — пусть врачи и говорили, что навещать ещё рано, она хотя бы узнает, можно ли передать что-то или поговорить с лечащим врачом.

 

 

—

 

На следующий день, когда Катя вошла в кардиологическое отделение, её встретила та же медсестра. Она посмотрела на неё внимательно и неожиданно сказала:

 

— Вам повезло. Сегодня врач разрешил на пару минут.

 

Катя не сдержала слёз. Сердце билось как сумасшедшее.

 

Клавдия Михайловна лежала, подключённая к приборам, глаза были закрыты, но лицо стало чуть мягче, спокойнее, чем в день госпитализации. Когда Катя села рядом и осторожно коснулась её руки, свекровь медленно открыла глаза.

 

— Катенька… — прошептала она. — Прости…

 

— За что? — тихо спросила Катя.

 

— За то, что не рассказала. За Сашу… за то, что я… я его оставила…

 

Катя молчала. В горле стоял ком.

 

— Он был моим первым сыном, — прошептала Клавдия. — Раньше Никиты… Я тогда была молода, глупа… Его отец ушёл, а я… я отдала его в дом ребёнка… А потом не смогла найти… Спустя годы пыталась, но уже не было следов… Никита не знал. Никто не знал. Только я. И вчера… кто-то оставил у ворот кулон. Его кулон. С тем фото…

 

Катя медленно вытащила кулон из кармана и положила на ладонь свекрови. Та закрыла глаза, и по щеке скатилась слеза.

 

— Он жив… он где-то рядом… Он помнит…

 

 

—

 

Катя вышла из палаты с дрожью в коленях. Жизнь свекрови висела на волоске, но она дышала. И, возможно, у неё появился ещё один шанс — шанс увидеть сына, которого она считала потерянным навсегда.

 

Катя знала: она не остановится. Она найдет Сашу. Ради Клавдии Михайловны. Ради Никиты. Ради того, чтобы однажды — возможно, уже скоро — этот дом вновь наполнился голосами родных.

Конечно, вот продолжение и завершение истории с той же глубокой эмоциональной окраской:

 

 

—

 

Катя долго не могла уснуть той ночью. В голове крутились слова Клавдии Михайловны, и образ мальчика Саши не давал покоя. Кто он? Почему его забыли все? Почему кулон оказался именно у колодца?

 

На следующий день Катя вернулась на дачу. Она решила, что пора искать информацию. Вспомнила, что в районном архиве могут храниться старые документы, записи об усыновлениях и детях, оставленных в детдомах. Там, возможно, будет хоть какой-то след.

 

Собравшись с духом, Катя села в машину и поехала в город. В архиве ей объяснили, что доступ к таким делам строго ограничен, но при наличии разрешения от самого заинтересованного лица — свекрови — можно получить часть информации. Катя решила поговорить с Клавдией Михайловной, как только та окрепнет.

 

Прошло ещё несколько дней. Клавдия Михайловна постепенно поправлялась. Катя навещала её каждый день, принося свежие овощи с дачи, чаи и тепло. В больнице они много говорили. Свекровь рассказывала, как тяжело ей было хранить эту тайну — как страх и вина не отпускали её годы.

 

— Я думала, если расскажу — всё разрушится, — сказала однажды Клавдия Михайловна, с трудом улыбаясь. — Но теперь я понимаю: молчание было тяжелей.

 

Постепенно Катя смогла получить официальное разрешение на доступ к архиву. И вот однажды вечером она получила документы. Среди них был листок с адресом приюта, где предположительно воспитывался Саша после того, как мать его оставила.

 

Собрав всю решимость, Катя отправилась туда на следующий день. Приют встретил её тишиной и запахом старой краски. Женщина у входа, узнав о причине визита, посмотрела на Катино лицо и сказала:

 

— Мы помним этого мальчика. Его звали Александр. Он был тихим, но очень умным ребёнком. Его усыновили семь лет назад. Семья жила недалеко отсюда.

 

Сердце Кати колотилось. Женщина протянула ей адрес и телефон.

 

 

—

 

Катя позвонила по указанному номеру, и ей ответил мужчина с тёплым, спокойным голосом.

 

— Здравствуйте, меня зовут Екатерина. Я… я знаю про Александра. Хотела бы поговорить.

 

После паузы мужчина согласился встретиться. В назначенный день Катя с волнением ждала встречи.

 

Из машины вышел высокий мужчина с мягкими глазами. Рядом с ним стоял мальчик — лет двенадцати, с ясным взглядом и тёплой улыбкой.

 

— Катя? — произнёс мужчина.

 

— Да, — тихо ответила она, не веря в происходящее.

 

— Это Александр, — сказал он, обращаясь к мальчику.

 

В тот момент что-то внутри Кати тронулось, как будто годы скорби и отчаяния начали растворяться. Мальчик, глядя на неё, вдруг протянул руку.

 

— Здравствуйте, Катя, — сказал он тихо.

 

И слёзы радости и облегчения полились из глаз Кати.

 

 

—

 

Когда Катя вернулась домой, она позвонила Клавдии Михайловне. Та слушала с трудом, но когда услышала голос Саши, впервые за много лет в её глазах засветился настоящий свет.

 

— Он наш сын, — прошептала она. — Я чувствовала его всё это время… теперь он здесь.

 

Через несколько недель Клавдия Михайловна вернулась домой. В доме на даче впервые за долгие годы вновь зазвучал смех ребёнка — Саши. Катя знала, что теперь их семья стала целой, несмотря на испытания судьбы.

 

Вечерами, сидя на веранде и глядя на сад, который Катя так бережно поливала и ухаживала, они все вместе смотрели на звёзды. Никита остался в их сердцах навсегда, но теперь были и новые надежды, новая любовь, новая жизнь.