— Мама сказала, что ты мне изменяешь, — тихо произнёс Олег, не отрывая взгляда от тарелки. — Она видела твою переписку с каким-то мужчиной.

 

— С мужчиной? — Елена медленно отложила вилку и внимательно посмотрела на мужа. — Любопытно. А ты сам хочешь посмотреть эти «сообщения»?

 

Каждое утро у Галины Ивановны начиналось одинаково: подъём в шесть, завтрак — овсянка на воде, без сахара, ведь так полезнее. Потом — уборка. Хотя, по правде, убирать было особо нечего. Просто нужно было занять время до того момента, как Олег уйдёт в офис, а Елена отправится на работу в поликлинику.

 

Вот тогда-то и можно будет спокойно заглянуть в их комнату.

 

Не из праздного любопытства, конечно. Из беспокойства. Материнское чутьё давно подсказывало Галине Ивановне, что с невесткой что-то не так. Уж слишком она идеальна: и в доме всегда порядок, и готовит, как в ресторане, и с Олегом мила и тиха. Но ведь не бывает таких людей. Значит, что-то скрывает.

 

За три года совместной жизни Елена ни разу не повысила голос, не сказала ни грубого слова. Даже когда Галина Ивановна случайно разбила её любимую кружку — ту самую, что подруга подарила в институте. Елена только тихо улыбнулась, собрала осколки и ушла в свою комнату. Неестественно это. Любая нормальная женщина хотя бы вздохнула бы.

 

Сегодня утром Галина Ивановна, как всегда, прислушивалась у двери их спальни. Олег ушёл рано — совещание. А Елена задержалась. Говорила по телефону, и голос у неё был тревожный.

 

— Свет, я правда не знаю, как дальше, — шептала она, ходя взад-вперёд по комнате. — Я устала… Всё это зашло слишком далеко. Да, я серьёзно об этом думаю.

 

Галина Ивановна затаила дыхание, прижавшись ухом к двери.

 

— Конечно, он ничего не знает. Олег даже не догадывается. Но если я скажу ему… Нет, он не выдержит.

 

У Галины Ивановны сердце оборвалось. Вот оно. Секрет. Маска сорвана. А судя по разговору — дело серьёзное.

 

— Сегодня? Нет, не получится. У меня дежурство до ночи, а дома… — голос стал совсем тихим, почти шёпотом, — эта женщина вечно слушает. Я боюсь, что она начнёт подозревать.

 

У Галины Ивановны вспыхнули уши. Вот как?! Это она, значит, «эта женщина»? Подслушивает? В собственной квартире? Ну ничего. Посмотрим ещё, кто кого.

 

Послышались шаги. Елена вышла из комнаты, направляясь в кухню. Галина Ивановна метнулась к столу и стала вытирать и без того чистую поверхность.

 

— Доброе утро, Галина Ивановна, — спокойно произнесла Елена, подтянутая, как всегда, в чистом белом халате. — Олег уже ушёл?

 

— Ушёл, — коротко бросила свекровь, не оборачиваясь.

 

Елена налила себе кофе в термокружку, посмотрела на часы.

 

— Сегодня я поздно, дежурство.

 

— Дежурство, — повторила Галина Ивановна с лёгкой усмешкой.

 

Раньше она дежурила раз в месяц. А теперь — каждую неделю. Приходит поздно, уставшая, но с огоньком в глазах. Не с работы, а будто с романтической встречи.

 

Когда за невесткой захлопнулась дверь, Галина Ивановна облегчённо выдохнула. Время пришло.

 

План сложился быстро. Надо дождаться, когда Олег вернётся на обед — он всегда предпочитал есть дома. И тогда, между делом, не прямыми обвинениями, а намёками, осторожно пробудить в нём сомнения. Посеять зерно.

 

А там — видно будет, что из него вырастет.

 

 

Олег вернулся домой чуть позже обычного. Лицо у него было уставшее, глаза — отрешённые. Поел молча, как будто внутри что-то обдумывал. С Галиной Ивановной почти не разговаривал, что было ей только на руку: значит, мысли его уже заняты. А если разум занят — значит, сердце открыто для сомнений.

 

— Ты сегодня какой-то не такой, сынок, — тихо заметила она, собирая посуду со стола.

 

— Устал, — коротко ответил он, не глядя.

 

— Работа работой… Но знаешь, Олежек… Я вот всё думаю, как ты с Еленой живёшь… Ты ведь счастлив?

 

Олег поднял глаза. В них было недоумение и тревога.

 

— Почему ты спрашиваешь?

 

— Просто… — пожала плечами мать. — Женщина она, конечно, хорошая. Всё при ней. Но вот не знаю… Не чувствую в ней… тепла. Искренности.

 

Олег хотел что-то сказать, но замолчал. Внутри него словно что-то дрогнуло. Слова жены, её взгляд, чуть отстранённый в последнее время. Её тихие разговоры по телефону, которые замолкали, едва он входил в комнату.

 

Он вспомнил, как однажды ночью проснулся от того, что Елена не спала. Сидела на кухне, прижав телефон к груди и смотрела в окно. Тогда он подумал — может, просто бессонница. Но теперь… теперь он уже не был уверен.

 

— Мама… ты что-то знаешь? — спросил он, тихо, как будто боялся ответа.

 

Галина Ивановна покачала головой, тяжело вздохнув:

 

— Я не шпион, сынок. Но я женщина, мать. Я чувствую. Она… изменилась. Скрывает что-то. Ты сам это чувствуешь, просто боишься признаться.

 

Олег сидел в тишине. Мир вокруг будто притих. Только стрелка часов с мягким тиканьем отсчитывала секунды до чего-то неотвратимого.

 

 

—

 

Тем вечером он не поехал на работу. Просто сел в кресло, включил телевизор и делал вид, что смотрит. Глаза смотрели на экран, но мысли были далеко.

 

В девять вечера ключ провернулся в замке. Домой вернулась Елена.

 

Он сразу заметил — она удивлена. Не ожидала его дома. В глазах — испуг, потом быстро сменившийся улыбкой.

 

— Ты дома?

 

— А ты чего испугалась? — спокойно спросил он.

 

— Не испугалась… просто… Ты обычно допоздна.

 

Он встал.

 

— Поговорим?

 

Она кивнула. Сердце колотилось, руки дрожали. Села напротив, поправила волосы. За последние месяцы она столько раз репетировала этот разговор. Но вот он наступил — и стало страшно.

 

— Я ничего не скрывала от тебя, — начала она. — Просто… боялась.

 

— Ты мне изменяешь?

 

Елена замерла. Глаза её наполнились слезами.

 

— Нет. Нет, Олег. Ни разу. Я не изменяла тебе. Но… я действительно не всё говорила.

 

Он молчал. Она продолжила, уже сквозь слёзы:

 

— Я беременна.

 

Слова упали в тишину, как камень в воду. Он побледнел, переспросил:

 

— Что?

 

— Я жду ребёнка. От тебя. Но я… не знала, как сказать. Потому что… это не радость для тебя. Я знаю, ты не хочешь детей. Ты говорил… «ещё не время». А я… не смогла сделать выбор. И всё это время пыталась придумать, как быть. Я не изменяла тебе. Но, да, я говорила со Светой — моей подругой — о том, что не знаю, выдержу ли всё это.

 

Он смотрел на неё, и в груди вдруг стало тесно. Все подозрения, слова матери, тени сомнений — вдруг рассыпались прахом. А в душе появилась только боль. Оттого, что не верил. Оттого, что допустил мысль. Оттого, что дал кому-то вмешаться в их доверие.

 

— Прости, — прошептал он.

 

Елена всхлипнула и кивнула. Он подошёл и обнял её. Просто обнял, крепко. Как будто хотел прижать её к сердцу так сильно, чтобы стереть всё, что между ними встало.

 

А за дверью, в коридоре, Галина Ивановна стояла в темноте и прислушивалась. Но теперь — не из подозрений. А потому что ей вдруг стало стыдно.

 

Впервые за много лет она почувствовала себя лишней.

 

И подумала: «Может быть, идеальные люди и правда существуют. Просто мы не всегда умеем в них верить…»

 

 

 

На следующее утро в доме стояла тишина. Никакой утренней возни, звона чашек, перешёптываний. Елена спала у Олега на плече, уставшая, но впервые за долгое время — спокойная. Он гладил её по волосам, как будто боялся, что она исчезнет, стоит ему отпустить.

 

На кухне Галина Ивановна сидела одна, с чашкой чёрного чая, не дотронувшись до овсянки. Мысли не давали покоя.

 

Вчерашний вечер заставил её многое переосмыслить. Она была уверена — защищает сына. Действует ради семьи. А вышло… будто разрушала её своими руками. Почему-то вспомнилась молодость. Как свекровь говорила ей: «Ты мне не нравишься». И как больно это было.

 

А ведь Елена… ни разу не сказала ей грубого слова. Ни разу не повысила голос. Терпела, даже когда было тяжело. Сколько в ней оказалось силы… и любви. И мужу, и к ней.

 

Галина Ивановна тихо встала, заварила свежий чай. Потом подошла к спальне сына и постучала.

 

— Елена… Олег… Вы не спите?

 

Из-за двери донёсся голос Елены:

 

— Нет… Сейчас выйду.

 

Через минуту она появилась, в домашнем халате, с чуть припухшими от слёз глазами. Увидев свекровь, остановилась, немного растерянная.

 

— Доброе утро, — мягко сказала Галина Ивановна.

 

— Здравствуйте.

 

Они молчали. И в этом молчании было многое: тревога, неловкость, страх быть снова непонятой.

 

Галина Ивановна наконец шагнула навстречу:

 

— Я хочу… попросить у тебя прощения.

 

Елена подняла глаза. Она не ожидала этого.

 

— Я была несправедлива. Подозревала тебя, вмешивалась… Слушала за дверями… Я была груба и слепа. А ты всё это время… просто жила. Помогала, терпела… любила моего сына. И теперь… носишь под сердцем моего внука.

 

Елена не сдержалась. Слёзы покатились по щекам. Она подошла ближе.

 

— Я не хотела быть вам в тягость. Я старалась… очень. Просто боялась, что если скажу Олегу — он испугается, уйдёт. А теперь… даже не знаю, как быть.

 

— Теперь ты не одна, — твёрдо сказала Галина Ивановна. — Мы будем рядом. Все вместе.

 

Она крепко обняла невестку, и в этот момент между ними рухнула стена. Словно всё тяжёлое ушло, растворилось в тепле объятия.

 

С этого дня всё стало другим. Не сразу, не мгновенно. Но постепенно.

 

Галина Ивановна больше не искала повод подслушать или уличить. Она готовила для Елены тёплые супы, клала на подушку мягкую пижаму, приносила в комнату чай с мятой. И даже вела календарик беременности, вырывая по листочку с улыбкой: “Минус ещё одна неделя”.

 

Олег стал другим. Спокойным, вдумчивым. Он каждый вечер гладил живот жены, разговаривал с малышом, шутил, что у него уже есть суперсила — слышать папу сквозь кожу.

 

А когда наступил день родов, он не дрогнул. Сидел рядом, держал за руку, не отходил. И когда в палате раздался первый крик малыша, он заплакал. Сильный мужчина, не умеющий плакать, плакал от счастья.

 

— Это девочка, — сказала акушерка с улыбкой.

 

— Девочка… — повторил он, а потом посмотрел на Елену. — Она будет такой же сильной, как её мама.

 

Имя придумали вместе — Надежда. Потому что именно она связала всех троих.

 

 

—

 

Через полгода в доме снова пахло овсянкой. Только теперь в кашу добавляли яблоки и немного корицы — по особому рецепту Галины Ивановны. Вечерами вся семья собиралась в зале: бабушка, держащая внучку на руках, Елена, читающая вслух, и Олег, поправляющий плед.

 

И никто уже не вспоминал, с чего всё началось. Только иногда, когда Надя тихо спала в колыбельке, Галина Ивановна подходила к ней, целовала в лобик и шептала:

 

— Спасибо, что выбрала нас. Ты научила нас любить по-настоящему.