Иллюзия недосягаемости

 

— Ира, повтори, что ты только что сказала. Надеюсь, ты сейчас рассмеёшься и скажешь, что это была глупая шутка?

Ярослав с трудом поднялся с дивана, но тут же плюхнулся обратно — ноги отказывались держать его тяжёлое тело.

 

— Повторять бессмысленно, — холодно ответила Ира. — Ты всё понял правильно. Оленька вышла замуж, и я не могла оставить её без поддержки. Если тебя это не устраивает — сочувствую. Это твои трудности, не мои.

С этими словами она вышла из комнаты, оставив мужчину наедине с гулкой тишиной.

 

Ярославу недавно исполнилось шестьдесят. Возраст, когда хочется просто наслаждаться жизнью: вино по вечерам, утренний кофе с видом на город, никаких семейных забот. Он всегда придерживался одного правила — никаких браков, никаких детей. Только свобода.

 

Он гордился своей жизнью: престижная работа, высокая зарплата, личное жильё и машина, отдых за границей, полный контроль над каждым днём. Он никогда не думал о том, чтобы делить с кем-то холодильник, оплачивать чужие счета или терпеть капризы.

 

Иногда Ярослав позволял себе легкий флирт. Его любимое развлечение — сыграть в влюблённого, засыпать женщину цветами, обещаниями, взглядами из серии “ты — моя судьба”. А когда бедняжка начинала мечтать о свадьбе — он исчезал, оставляя за собой холодное прощание.

 

— Валя, милая, с такой фигурой тебе разве в ЗАГС? На кухню — борщ варить!

— Рита, ты ведь и сама понимаешь, три ребенка, два развода — куда тебе такой, как я?

— Лада, солнце, тебе двадцать два, мне — под шестьдесят. Я тебе что, папа?

 

Каждый раз он чувствовал особое удовольствие: вот ещё одна “охотница” осталась ни с чем. Он считал себя неприступной крепостью. И был уверен — так будет всегда.

 

Пока однажды не появилась она.

 

Ира. Женщина зрелая, красивая, уверенная. Глава компании, с которой Ярославу пришлось вести переговоры. Она была моложе на десять лет, но держалась так, будто мир принадлежал ей. Никаких намёков, никаких игр — только дело. Но его подкупила именно эта сдержанность.

 

Впервые в жизни Ярослав почувствовал не интерес, а подлинное влечение. Он сам стал ухаживать — как юноша: цветы, записки, подарки, признания в прямом эфире радио. А когда она ответила взаимностью — он не мог поверить в своё счастье.

 

У Иры была взрослая дочь, которую она содержала сама. Ярослава это не смущало. Он с радостью начал помогать: деньгами, подарками, даже говорил о совместном будущем.

 

— Представь себе: домик у моря, ты и я, тихие вечера, виноградная лоза, — мечтал он вслух. — Своя винодельня, никто не мешает, никакой работы.

— Красиво рисуешь, — усмехнулась Ира. — Только такие мечты стоят недешево.

— У меня есть средства. Я же не зря холостяк — сэкономил на всех “семейных радостях”. Скоро выберу место, останется только построить.

 

Ира не спорила. Но в тот вечер, когда он снова заговорил о пенсии и уюте у камина, она посмотрела на него как-то по-другому — не с любовью, а с холодным интересом.

 

Сначала она попросила немного денег на ремонт машины. Потом — на платье к его юбилею.

— Любимый, мне так неудобно просить каждый раз. Может, дашь карту? Только мелочи покупать.

— Конечно, бери. Я же мужчина. Покупай всё, что нужно.

— А можно доверенность? Чтобы не беспокоить тебя по пустякам. Я ведь всё равно немного трачу.

 

Ира превратилась в нежную, ласковую женщину — как будто все её углы вдруг сгладились. Ярослав таял. Он даже не заметил, как она получила доступ к его счетам. А ему было всё равно — он чувствовал себя любимым, нужным, почти семейным.

 

Шли месяцы. Ира сообщала, что сняла “чуть-чуть” на подарки — кому, какие, зачем — не уточняла. Он не проверял. Он просто жил в эйфории.

 

Пока однажды всё не закончилось.

 

 

—

 

Он пришёл домой и нашёл записку на столе. В ней было коротко:

“Ярослав, спасибо за всё. Оленька устроилась хорошо. Я рядом быть больше не могу. Не ищи меня. И не звони. Всё было честно. Просто у нас разный путь.”

 

Квартира была пуста. Никаких украшений, никаких туфель, даже запах её духов исчез.

А на счетах — пустота. Абсолютная.

 

Он сел в кресло, не веря. Мир качался. Он чувствовал себя обманутым ребёнком, который доверился впервые — и поплатился.

 

— Ира… — шептал он в пустоту.

 

Он думал, что был охотником. А оказался — трофеем. Он, привыкший к лёгким победам, стал жертвой единственной женщины, которая ничего не просила вслух, но взяла всё.

 

И дело было не в деньгах. А в том, что впервые он поверил. Открылся. Захоте

л настоящего.

 

И потому боль была не в кармане, а в сердце.

 

— Лицемерка! — прошипела свекровь, глядя на коробочку, которую Светлана держала в руках. — Подарки она дарит, чтобы все думали, какая ты добрая невестка! А сама мужа из семьи увела!

 

Светлана не ответила. Она спокойно посмотрела на мужа, затем на гостей и сказала сдержанным голосом :

 

— Дорогие, сегодня не только день рождения моего любимого человека. Это ещё и день, когда я хочу попросить у него прощения… перед всеми вами.

 

Все стихли. Даже свекровь замерла с поднятым бокалом.

 

— Прости меня, Игорь… За то, что не сразу поняла, как сильно ты нуждаешься в тепле и поддержке. Прости за мою гордость, за то, что я не всегда была рядом. — Светлана шагнула к нему и протянула коробочку. — Это — не просто подарок. Это символ того, что я хочу начать всё заново. С чистого листа. С тобой.

 

Муж взял коробочку, открыл её… и застыл. Внутри лежал крошечный ботиночек, детский. Он поднял глаза, не веря.

 

— Ты… ты серьёзно?.. — голос дрожал.

 

Светлана кивнула, глаза её блестели от слёз.

 

— Да, любимый. Мы будем родителями.

 

Тишина в зале сменилась одновременным вздохом, а потом — аплодисментами. Кто-то плакал. Даже самая строгая тётя Ира утирала глаза платком.

 

Свекровь молчала. Её лицо медленно менялось — от злости к растерянности, потом к чему-то, похожему на стыд. Она опустила голову.

 

Светлана подошла к ней.

 

— Я не хочу войны. Я хочу, чтобы наш ребёнок рос в любви. Чтобы он знал бабушку — добрую, мудрую, родную. А не женщину, которая однажды пришла и всё разрушила.

 

Слёзы покатились по щекам свекрови. Она тихо прошептала:

 

— Прости и ты меня… Я боялась потерять сына. Но теперь понимаю, что он не ушёл — он стал счастливее. А значит, я должна быть счастлива за него.

 

Они обнялись. Светлана не сдерживала слёз — это были слёзы облегчения, прощения, надежды.

 

 

—

 

Спустя год маленький Тимофей делал свои первые шаги прямо на том же месте, где когда-то бабушка закатывала сцены ревности и упрёков. Теперь она хлопала в ладоши, радуясь каждому шажку внука.

 

Светлана и Игорь стояли, держась за руки. За окном падал мягкий снег, в доме пахло пирогами, и звучал смех.

 

Светлана прошептала:

 

— Всё-таки в нашей семье победила любовь…

 

Игорь поцеловал её в висок и ответил:

 

— Потому что ты не сдалась. Потому что ты — моя настоящая большая любовь.

 

И в это

т момент всё действительно стало на свои места.