— Нет! Я даже не собираюсь ехать в отпуск, если ты решишь тащить с собой ещё и свою мать! Это не отдых, Саша, а чистая каторга!

 

— Карина, я всё устроил!

 

Голос мужа, полный гордости и какого-то детского восторга, ворвался в тишину прихожей вместе с ним самим и свежим вечерним воздухом. Карина, только что скинувшая туфли и с наслаждением ступившая босыми ногами на прохладный пол, невольно вздрогнула. Саша стоял на пороге, раскрасневшийся, с блестящими от азарта глазами, и размахивал какими-то бумагами, будто трофеем. Его счастливая, почти мальчишеская улыбка на мгновение заставила её забыть о дневной усталости.

 

— Что же ты сделал? Неужели банк ограбил? — усмехнулась она, подходя ближе.

 

— Ещё лучше! Намного лучше! — он обнял её за плечи, протянул бумаги и почти торжественно сказал: — Смотри!

 

На листах были распечатки брони отеля и авиабилетов. Экзотические названия, пахнущие морем и солнцем, словно тянули за собой в мечту. Карина читала строки, а её улыбка становилась всё шире. Пятизвёздочный отель на берегу, две недели, всё включено. Она подняла на него взгляд, в котором уже блестели волны и южное небо. Полгода они копили на этот отпуск, отказывая себе во всём. И вот, наконец, мечта становилась реальностью — только он и она.

 

— Саша… это чудо! — она обняла его крепче, вдыхая запах его куртки. — Две недели! Я просто не верю!

 

В воображении уже вспыхивали картинки: ленивые утра, закаты на пляже, ужины под шум прибоя… никакой работы, никаких звонков. Лишь они двое.

 

Саша, купаясь в её восторге, выдержал паузу и, будто доставая второй сюрприз из рукава, шёпотом произнёс:

 

— И знаешь что? Я и маме номер забронировал — рядом с нами. Представляешь, какой сюрприз!

 

Слово «сюрприз» ударило её, как ледяная волна. Улыбка застыла, став каменной. Тёплое чувство в груди исчезло, словно его вытянул сквозняк. Её руки медленно опустились, а распечатки в пальцах вдруг стали тяжёлыми и чужими.

 

— Ты… что сделал? — спросила она тихо, глухо.

 

Он растерялся, не ожидая такой реакции.

 

— В смысле? Маме сюрприз! Она ведь ни разу на нормальном море не была. А тут мы все вместе! Экскурсии, ужины…

 

Она уже не слушала. Перед глазами — Людмила Петровна с её вечными комментариями и советами. Всё, что было «только их», он без спроса разделил на троих.

 

Карина аккуратно положила распечатки на тумбочку.

 

— Мы год говорили, что это будет наш отпуск. Только наш. Ты хоть помнишь эти разговоры? Или это был просто шум в твоей голове, пока ты придумывал, как порадовать маму?

 

— Да что ты преувеличиваешь? — начал он раздражённо. — У нас будет свой номер, у неё свой. Днём — каждый сам по себе, вечером вместе ужин…

 

— Нет, Саша! Отдых с твоей матерью — это не отдых. Это каторга!

 

Слово «каторга» повисло в воздухе, острое и бесповоротное. Его лицо потемнело.

 

— Каторга? — переспросил он с нарастающей злостью. — Ты так называешь поездку с человеком, который меня выр

астил? Ты хоть понимаешь, что говоришь?…

Карина стояла молча, чувствуя, как внутри неё копится глухая, вязкая обида. Слова мужа звенели в ушах, но уже не трогали, а раздражали своей простотой и уверенностью, будто он говорил что-то бесспорное.

 

— Саша, — её голос был ровным, но холодным, как сталь, — я не против твоей матери. Я против того, что ты без моего согласия влез в наше с тобой решение. Ты не спросил. Ты даже не подумал, как это изменит всё.

 

— Да что изменит-то? — он уже повышал голос, как будто пытаясь перекричать её разум. — Она будет жить в своём номере! Мы же семья, Карина! Семья, понимаешь?

 

Она усмехнулась — коротко, горько, без тени радости.

 

— Семья… Саша, семья — это когда решают вместе. А не когда один решает за двоих и ставит перед фактом.

 

Он сделал шаг к ней, но она отстранилась, словно между ними выросла невидимая стена.

 

— Ты ведь знаешь, как я ждала этого отпуска, — продолжила она, глядя ему прямо в глаза. — Это должно было быть время для нас двоих, время, чтобы вспомнить, что мы — пара, а не соседи по квартире. А теперь я вижу только, как мы будем сидеть за ужином, слушать её замечания, делать, что ей удобно… И знаешь что? — в её голосе прорезалась дрожь, но не от слабости, а от злости, — я больше не хочу туда ехать.

 

Саша застыл, будто не поверил своим ушам.

 

— Не хочешь?.. — повторил он глухо. — Карина, ты сейчас несёшь чушь. Мы же всё оплатили! Ты хоть понимаешь, что я ради этого отпуска работал, как вол?

 

— И я работала, Саша, — её голос сорвался на шёпот, но от этого стал только острее. — Только я работала не ради того, чтобы делить наш рай на троих.

 

Повисла тишина. Он опустил глаза, словно пытаясь найти в себе слова, которые её переубедят. Но все его аргументы разбивались о её неподвижный, твёрдый взгляд.

 

Она медленно прошла мимо него, взяла сумку и направилась в спальню.

 

— Ты куда? — в его голосе прозвучала нотка тревоги.

 

— В душ. Мне нужно смыть с себя весь этот «сюрприз», — сказала она, не оборачиваясь.

 

Дверь за ней закрылась, и в квартире остался стоять Саша — с билетами в руках, которые ещё час назад казались ему символом счастья, а теперь стали тяжёлой, горькой бумагой. Он смотрел на них и понимал, что

сделал что-то непоправимое.

Ночь выдалась тяжёлой. Карина долго лежала с открытыми глазами, слушая, как в соседней комнате Саша ворочается и тихо вздыхает. Между ними растянулась пауза, густая, как туман. Ни один не решался первым нарушить её.

 

Утро началось с молчаливого завтрака. Саша нарочно гремел ложками, открывал шкафы с лишним шумом, будто этим хотел привлечь её внимание. Но Карина смотрела в чашку кофе, и её лицо было холодным и замкнутым.

 

— Карин, — он наконец заговорил, — мы так и будем молчать?

 

Она медленно подняла глаза.

 

— А что ты хочешь услышать? Что я передумала и рада, что ты позвал свою мать? Что всё это — пустяк? Нет, Саша. Я так не думаю.

 

Он провёл рукой по волосам, будто пытаясь разогнать нарастающее раздражение.

 

— Послушай, я сделал это из лучших побуждений. Ты же знаешь, как она живёт… Мне хотелось подарить ей радость.

 

— А мне хотелось, чтобы ты подарил радость нам. Мне и тебе, — в её голосе проскользнула усталость. — Мы ведь и так не бываем одни. Всегда кто-то рядом: твои друзья, мои коллеги, звонки, дела. Этот отпуск был единственным шансом вспомнить, зачем мы вообще вместе.

 

Он хотел возразить, но вдруг замолчал. В её словах было что-то, что заставило его опустить голову.

 

День прошёл в глухом отчуждении. Саша пару раз пытался завести разговор, но Карина отвечала коротко, без тепла. Ближе к вечеру он вышел из комнаты и вернулся с теми самыми распечатками.

 

— Я отменил бронь для мамы, — сказал он тихо, будто признавался в чём-то личном. — Деньги вернут частично, но это неважно. Если для тебя важно, чтобы этот отпуск был только нашим — пусть так и будет.

Карина посмотрела на него долго, изучающе.

— Ты уверен?

— Уверен, — он чуть улыбнулся, но в его глазах была усталость. — Я думал, что делаю правильно. Но если я теряю тебя из-за своей «правоты», значит, я ошибался.

Она подошла к нему и взяла его за руку. Её пальцы были тёплыми, но в этом тепле ещё чувствовалась осторожность.

— Спасибо, Саша… — сказала она, и в голосе снова зазвучала мягкость. — Я просто хотела, чтобы мы вспомнили, что мы — мы.

Он притянул её к себе, и на этот раз она не отстранилась. Они стояли так долго, пока за окном не зажёгся первый уличный фонарь.

Через неделю они летели к морю — только вдвоём. И когда самолёт поднялся над облаками, Карина поймала его взгляд и впервые за много дней улыбнулась так, как в тот самый момент, когда впервые увидела в его руках билеты.

 

И Саша понял — он всё сделал п

равильно. На этот раз по-настоящему.