Муж по талону

В 90-е мама «достала» мне мужа по талонам. Смеётесь? А зря. Послушайте.

Теперь, когда моего супруга уже нет рядом, а мне остаётся только жить теплом его памяти, всё это вспоминается как невероятная, почти сказочная история.

 

Мы поженились поздно: я была занята студентами, французским языком и диссертацией, он — работой в милиции, операциями и задержаниями. А вот наши матери жили мечтой стать бабушками. Забавно, что звали их одинаково — Фирдаус, что в переводе означает «райский сад». И задумали они одно и то же: познакомить нас и дождаться внуков. Так начался «заговор Фирдаус».

 

Картинка того времени: Казань, 1991 год, ноябрь. Очередь за курятиной возле ЦУМа. Давали всего по два замёрзших «синих» тушки по талонам в одни руки. Моей маме нужно было три к празднику. И тут соседка по очереди согласилась уступить лишнюю. Пока стояли, разговорились. И вдруг обнаружили общую беду — взрослые дети без семьи: ей уже 30, ему 34. На обрывке серой бумаги, дрожащей рукой, на морозе, они записали друг другу адреса. Так и решили устроить «случайное» знакомство своих детей.

 

И ведь вышло! От первой встречи до ЗАГСа прошло всего шесть дней.

Шесть дней — шесть глав нашей судьбы.

 

 

—

 

День первый.

Моя мама пригласила к себе «новую знакомую». Долго они шептались на кухне, а потом мама позвала меня проводить гостью до остановки. Я и не подозревала, что это начало чего-то большего. Общение с Фирдаус оказалось смесью светской беседы, экзамена по воспитанности и допроса с уклоном в личное. Но, к удивлению, мне понравилось: чувствовала, что соответствую её ожиданиям. Мы расстались вполне довольные друг другом.

 

День второй.

Посредством одной Фирдаус через другую передали: её сын, милиционер, ждёт меня вечером у ЗАГСа, ровно в 18:15. Сегодня.

Я растерялась, но любопытство взяло верх. Не хотелось обидеть маму, да и интересно же — какой он, этот сын? К тому же место встречи выбрали не случайно: у крыльца ЗАГСа легко заметить одинокую девушку.

 

Я нарядилась: шубка, берет, кожаные перчатки, немного духов — всё чинно. Щёки на морозе и так алели. Встала и жду.

 

18:10 — стою.

18:20 — всё ещё стою.

18:30 — никого. Чувствую себя полной дурой. Наверное, это розыгрыш.

18:35. Сердитая, начинаю спускаться по сколь

зким ступеням…

Спотыкаюсь и…

 

…Спотыкаюсь и…

 

…чья-то крепкая рука в последний момент подхватывает меня под локоть. Я едва не лечу вниз, но меня удерживают. Поднимаю глаза — и встречаю его взгляд.

 

— Осторожно, девушка, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Гололёд сегодня коварный.

 

Я стояла, пытаясь отдышаться, а сердце билось, как сумасшедшее. И только спустя пару секунд до меня дошло: это и есть тот самый милиционер, сын Фирдаус.

 

— Вы… вы опоздали, — вырвалось у меня обиженно.

— Простите, — он чуть смутился. — С задержанием возился. Работа.

 

Я хотела ещё что-то сказать, но слова застряли в горле. Его глаза смотрели прямо и честно. В тот момент злость исчезла, уступив место странному теплу.

Мы шли по вечерней Казани медленно, словно не хотелось расходиться. Разговор был о пустяках: о погоде, о том, как трудно достать продукты, о том, что в городе всё чаще отключают свет. Но мне казалось — мы знаем друг друга давно.

День третий.

На следующий день он позвонил сам. Телефонный звонок — редкая роскошь в то время. Голос его звучал уверенно, но с лёгкой осторожностью:

— Может, пройдёмся вечером?

Мы встретились снова. Вечер был морозный, и он принёс термос с горячим чаем. Мы стояли в сквере, обнимая ладонями кружку, и смеялись над тем, что мама заранее успела окрестить нас «молодыми».

 

Я ловила себя на мысли: почему мне так легко рядом с ним? Почему мне не нужно подбирать слова, оправдываться, казаться лучше?

День четвёртый.

Наши мамы устроили «случайный» семейный ужин. Кухня пахла свежим хлебом и жареной картошкой. Две Фирдаус сидели рядом и переглядывались, а мы старались делать вид, что ничего не замечаем. Но всё было ясно: они видели в нас уже семью.

 

В какой-то момент он положил свою ладонь поверх моей. Простое, почти невинное движение. Но я поняла — пути назад больше нет.

День пятый.

Мы гуляли по городу весь день. Казань в ноябре сурова: серое небо, мокрый снег, ветер с реки. Но нам было всё равно. Он рассказывал о своей работе, о том, как однажды спас мальчишку из рук бандитов. Я слушала и думала: «Вот он — человек, за которым не страшно идти».

 

На прощание он неожиданно сказал:

— Я не хочу больше терять времени. Давай подадим заявление в ЗАГС.

 

Сердце пропустило удар. Всё происходило слишком быстро, но разве можно было не согласиться?

День шестой.

Мы стояли у дверей ЗАГСа — теперь уже не случайно, а по делу. Те самые ступеньки, на которых я едва не упала, стали началом нашей новой жизни.

 

Он держал меня за руку, крепко, уверенно. А я думала только об одном: как же мудро всё устроили наши мамы. Их маленький «заговор» подарил нам целую судьбу.

Мы прожили долгую, полную событий жизнь. Успели вырастить детей, увидеть внуков. А сейчас, когда его уже нет рядом, я всё чаще возвращаюсь в тот ноябрьский вечер у ЗАГСа. К его руке, поддержавшей меня на скользких ступеньках.

Ведь именно с этого касания началась моя история счастья.

После шести дней

 

Через месяц мы уже стояли в том же самом ЗАГСе — только теперь в праздничной одежде, с букетом гвоздик и сияющими глазами. Снег за окном ложился мягко, будто накрывал белым покрывалом всё лишнее, оставляя только главное — нас двоих.

 

Никакой пышной свадьбы не было: пара друзей, родители и немного смущения. Но когда он взял меня за руку и произнёс «да», мир вокруг исчез. Я знала: это не случайность, не каприз судьбы, а то самое единственное «моё».

Годы вместе

Жизнь оказалась не из лёгких. 90-е — время нехватки, очередей, неопределённости. Иногда мы не знали, что завтра будет на столе. Но у нас всегда был смех детей, тепло рук друг друга и твёрдое чувство: пока мы вместе — нам всё по силам.

 

Он часто возвращался домой поздно: задержания, дежурства, командировки. Я сидела за столом, готовая ругать его за опоздание, но едва видела усталую улыбку и взгляд, в котором всегда горела нежность, — забывала все упрёки.

 

С рождением сына и дочери жизнь стала похожа на вечное движение: работа, школа, заботы, болезни, праздники. Мы спорили, мирились, смеялись, мечтали. Казалось, шесть дней знакомства превратились в вечность любви.

Когда солнце садится

А потом пришли годы тишины. Дети выросли, внуки наполнили дом новым смехом. Он седел, но его глаза оставались такими же — прямыми и честными, как в тот вечер у ЗАГСа.

 

И вот однажды он ушёл. Тихо, без лишних слов, словно просто заснул. Я осталась одна — но с памятью, которая живее всякой жизни.

Эпилог

Теперь я часто возвращаюсь мыслями к тем шести дням. К морозному воздуху Казани, к трем куриным тушкам, к почерку, нацарапанному на серой бумаге. Всё могло сложиться иначе. Я могла упасть тогда, на ступеньках, и пройти мимо своего счастья. Но его рука удержала меня.

 

И держала все последующие годы.

 

А сейчас мне остаётся только согреваться отражённым светом его любви.

И каждый раз, проходя мимо ЗАГСа, я улыбаюсь: именно там н

ачалась моя вечность длиною в

жизнь.

После свадьбы

Мы не устраивали шумного праздника. Всё было скромно: белое платье, снятое напрокат, пара друзей, две мамы-Фирдаус, сиявшие от счастья, и наш общий смех. Казалось, что сама судьба улыбалась нам.

 

Он держал меня за руку так крепко, будто боялся отпустить. А я смотрела на него и понимала: даже если завтра придут трудности, мы пройдём их вместе.

Первые годы

90-е не баловали никого. Магазины пустые, продукты по талонам, свет выключали по вечерам. Но именно в этой скудости мы учились радоваться простому.

 

Я пекла хлеб в старой духовке — он говорил, что вкуснее ничего не ел. Мы зажигали свечи, когда отключали электричество, и придумывали истории детям, чтобы те не боялись темноты. Иногда мы смеялись так громко, что соседи стучали в стену.

Наши дети

Когда родился сын, он плакал — милиционер, сильный мужчина, привыкший к задержаниям и дракам, плакал, держа крошечный свёрток на руках.

А потом появилась дочь. Дом наполнился голосами, игрушками, разбросанными книжками. Мы не спали ночами, уставали, спорили из-за пустяков, но счастье переполняло нас.

 

Я помню, как однажды он пришёл с работы усталый, с ссадиной на щеке. Я испугалась, а он только обнял меня и сказал:

— Пока ты рядом — со мной ничего не случится.

Испытания

Были и трудные годы. Болезни, нехватка денег, его рискованная работа. Иногда я сидела у окна, слушая, как часы тикают в тишине, и молилась, чтобы он вернулся живым. Каждый его шаг в коридоре был для меня подарком.

 

Мы ссорились — куда без этого. Он мог быть упрямым, я — вспыльчивой. Но всегда наступал момент, когда мы садились за кухонный стол, смотрели друг на друга и понимали: всё это ерунда по сравнению с тем, что мы имеем.

Внуки

Когда внуки впервые назвали его «дедушкой», он засмеялся, будто снова стал мальчишкой. Он учил их кататься на велосипеде, показывал, как забивать гвозди, чинил им игрушки.

Я смотрела и думала: вот оно — продолжение нашей любви.

Закат

Он старел красиво: седина делала его только благороднее, а в глазах по-прежнему светилась та самая честность и нежность.

 

В последние годы он часто сидел у окна, смотрел на улицу и тихо говорил:

— Как хорошо, что тогда я не опоздал навсегда. Что успел поймать тебя за руку на тех ступеньках.

 

Однажды он уснул и не проснулся. Без крика, без боли — словно ушёл в другой мир так же тихо, как приходил домой после дежурств.

Эпилог

Теперь я живу одна. Дети взрослые, внуки навещают, но вечерами тишина звучит особенно громко. И в этой тишине я снова слышу его голос, его шаги, чувствую крепкую руку, поддержавшую меня много лет назад на скользких ступеньках.

 

Счастье длилось не шесть дней, а целую жизнь.

И каждый раз, про

ходя мимо ЗАГСа, я улыбаюсь: именно здесь началась моя вечность.