Возвращение Галини восстановило покой их дома

— Галочка, ну что опять не так? — Ростислав отставил тарелку с супом и посмотрел на жену. — Семёновы приезжают к нам на дачу уже пять лет подряд. Всё как всегда. Я просто хотел заранее предупредить тебя, чтобы ты оформила отпуск на июль — в те же даты, что и они.

— Именно! Каждый год одно и то же! — раздражённо ответила Галина. — Они будто прописались у нас. Ни разу не поехали в санаторий, на море или хотя бы к своим родственникам! Почему всегда мы, Ростик? Почему именно наша дача?

— Так ведь мы с ними почти семья. — Муж развёл руками. — Я же говорил: Семёнов мне как брат. Даже больше.

Галина только тяжело вздохнула. Пять лет подряд она молча принимала друзей мужа, терпела шум, беспорядок и нескончаемые застолья. Когда-то им было приятно принимать гостей — новая дача, уютный домик, баня, шашлыки… Но со временем радость сменилась усталостью. И теперь, на шестой год, терпение закончилось.

— В этом году, — сказала она твёрдо, — твой «брат» пусть отдыхает где угодно, только не у нас. Всё. Дача больше не гостиница.

— Это из-за дивана, да? — осторожно спросил Ростислав. — Я же обещал, что купим новый. Просто немного подождём. Цены ведь выросли. Да и пятно там еле заметное. Помнишь, когда наша дочь была маленькой, она ведь и похуже устраивала.

— Не Витя диван испортил, а Жучка! — вспыхнула Галя. — Собака твоего Семёнова! Она не только оставила пятно, но ещё и ножки у стула погрызла, обои содрала и съела мои кроссовки.

— Но ты ведь сама говорила, что они старые, — попытался оправдаться Ростик.

— Старые — не значит мусор! Я собиралась носить их здесь, на даче!

— Купим тебе новые, честное слово. Только чуть позже. Надо же ещё котёл починить.

— Котёл?! — Галина вскинула глаза. — Что с ним?

Ростислав неловко поёрзал на стуле. — Ничего страшного… Просто Семёнов хотел показать мне «экономичный режим», случайно повернул не ту ручку — и котёл перестал работать. Мастер уже в курсе, нужно заказать одну маленькую деталь. Пустяки.

— И ты заказал её? — холодно спросила Галя.

— Почти… Жду премию. Запчасть импортная, дорогая, — пробормотал он, понижая голос.

Галина сжала губы. — Значит, премию, которую тебе ещё не выдали, ты собираешься пустить на котёл? А на наш речной тур, о котором мы мечтали

— Милая, мы обязательно поедем. Просто чуть позже, после следующей премии.

— Следующая премия может быть, а может и не быть! — вспыхнула она. — В прошлый раз тебе её выдали только зимой. В таком случае, вместо теплохода поедем на ледокол!

Ростислав тяжело вздохнул. — Но я же обещал Семёновым… Что я за человек, если нарушу слово?

— А меня ты спросил, когда обещал? — парировала Галя. — Напоминаю: дача записана на мою маму. Так что, если кто-то и может «давать слово» — это она, а не ты. Всё, с этого дня — вход на дачу только по пропускам и по тарифу!

— Ох, Галя, люблю я твоё чувство юмора, — усмехнулся муж.

— Это не шутка! — твёрдо произнесла она. — Я устала обслуживать всех, стирать за взрослыми людьми, готовить, убирать, чинить мебель и латать дыры в обоях. Сколько можно? Каждый их приезд — как стихийное бедствие! Диван, стулья, котёл, разбитая посуда, вытоптанная трава… Всё за наш счёт!

Ростислав пожал плечами. — Ну подумаешь, вещи. Главное ведь, что мы с друзьями хорошо проводим время.

Галина замолчала. Её лицо побледнело, и в глазах застыли слёзы. — Вот именно, вы с друзьями. А я всё это время — кухарка, уборщица и сторож вашего счастья. С этого лета всё будет иначе. Или отдыхаем мы, или твои Семёновы. Выбирай.

Ростислав нахмурился, но промолчал. Он впервые понял, что за этими словами — не каприз, а усталость, накопленная годами.

Вечер выдался долгим. Они ужинали молча, каждый думая о своём. Где-то за окном трещали кузнечики, пахло свежескошенной травой. Но между ними нависла тишина — тяжёлая, как гроза перед дождём.

Галя поднялась, убрала со стола и тихо сказала, не глядя на мужа: — Завтра я поеду в город. Хочу немного побыть одна.

Ростислав не стал останавливать. Только вздохнул и понял — если в этот раз он не прислушается к её словам, то потеряет не дачу и не друзей, а самое дорогое — семью.

Утром Галина проснулась раньше обычного. На кухне пахло крепким кофе, который она заварила машинально, не чувствуя вкуса. Сумка стояла у двери — аккуратно сложенные вещи, документы, зарядка для телефона. Всё готово. Она долго смотрела на это немое свидетельство своего решения, словно надеялась, что кто-то остановит, попросит остаться. Но в доме стояла та же вязкая тишина, что и вчера.

Ростислав проснулся позже. Вышел на кухню, увидел её собранную, молчаливую.

— Ты всё-таки решила уехать? — голос его был хриплым.

— Да, — спокойно ответила Галя. — Я немного побуду у мамы. Надо прийти в себя.

Он кивнул, не спорил, но в душе сжалось. Хотел сказать, что всё понял, что Семёновы больше не приедут, что он сам скучал по спокойствию на даче без гостей, но слова застряли. Он боялся звучать фальшиво.

Галина вышла, не оборачиваясь. На улице стояла прозрачная утренняя прохлада, капли росы на траве блестели в солнечных лучах. Ворота захлопнулись, и вместе с этим звуком Ростислав почувствовал пустоту, какой не испытывал давно.

Город встретил Галю шумом машин, запахом пыли и свежей выпечки с соседней булочной. Мама встретила дочь с радостью, хотя удивилась внезапному приезду.

— Случилось что-то? — спросила она, помогая донести сумку до комнаты.

— Просто устала, мам, — ответила Галя. — Хочу немного отдохнуть, подумать.

Старушка понимающе кивнула. Она не стала расспрашивать, лишь поставила чайник и молча подала на стол пирог с яблоками.

Дни потекли спокойно. Галя помогала матери по дому, гуляла по вечерним улицам, читала книги, о которых давно забыла. Телефон она старалась не трогать, но каждый вечер, когда экран загорался, сердце всё равно подскакивало. Иногда это были коллеги, подруга, рассылка из магазина — только не он.

Прошла неделя. На восьмой день Ростислав всё-таки позвонил.

— Как ты? — голос был тихий, неуверенный.

— Нормально, — коротко ответила Галя. — А ты?

— Без тебя скучно. Дом какой-то пустой. Даже Жучку не слышно, — попытался пошутить он.

— Её и не должно быть, — холодно заметила она. — Напомнить, чья это собака?

— Галь, я понял. Правда. Семёновы не приедут. Я уже сказал им.

Она замолчала. Не ожидала, что он решится.

— И как они отреагировали?

— Обиделись. Но я сказал, что у нас ремонт, котёл всё ещё не работает. Пусть отдыхают где хотят.

В её душе шевельнулось что-то тёплое, но она не позволила себе это показать.

— Посмотрим, Ростик. Не спеши с обещаниями.

Тем временем на даче стояла жара. Ростислав впервые за долгое время был один. Без гостей, без суеты, без громких голосов. Он занялся делами, до которых всё не доходили руки: подлатал забор, перекрасил скамейку, убрал в кладовке. Вечерами выходил на крыльцо с чашкой чая и слушал, как трещат сверчки.

Сначала ему казалось, что одиночество давит, но постепенно в этой тишине появилось нечто успокаивающее. Он понял, как сильно утомили его шумные компании, как ему не хватало простых разговоров с женой, её голоса, запаха кофе по утрам.

Он достал старые фотографии: вот они на даче, Галя смеётся, у неё в руках ведро с клубникой. Вот дочка бегает по траве. А вот снимок, где они с Семёновыми жарят шашлык — и он впервые замечает, как уставшее лицо у жены на заднем плане. Он никогда не видел этого раньше.

В городе Галина тоже начала скучать. Мамин дом, хоть и уютный, не заменял родного. По вечерам она выходила на балкон и смотрела в небо. Где-то там, за сотни километров, такое же небо над дачей. И, возможно, сейчас он сидит на веранде с кружкой чая, думает о ней.

Однажды вечером мама тихо сказала:

— Доченька, мужчины не всегда сразу понимают, когда больно женщине. Они живут проще. Но если любит — поймёт. Только не торопись с выводами.

Галя лишь кивнула.

Прошло ещё несколько дней. Телефон зазвонил снова.

— Галь, — голос мужа был чуть бодрее. — Я тут… решил кое-что сделать. Не серчай, что без тебя.

— Что именно? — насторожилась она.

— Ремонт начал. Всё своими руками. Котёл починили, стены переклеил, диван новый купил. Даже кроссовки тебе — такие же, белые, как ты любила.

— Правда? — в её голосе прозвучало сомнение, но и лёгкое тепло.

— Приезжай, сама увидишь. Без Семёновых, без гостей. Только мы.

Она не ответила сразу. В груди что-то кольнуло — обида, сомнение, но и тоска по дому.

— Посмотрим, — произнесла она после паузы. — Если время найду, приеду на выходные.

Субботним утром Галя всё-таки решилась. Села в электричку, смотрела в окно, где мелькали поля, станции, редкие деревья. Сердце колотилось, как у школьницы. Не знала, что ждёт её впереди — примирение или очередная ссора.

Когда подошла к калитке, из дома вышел Ростислав. В руках — лейка, на лице растерянная улыбка. Он будто помолодел. Дача и правда преобразилась: свежая краска на заборе, новая лавка, аккуратно подстриженный газон.

— Привет, — сказал он, опуская лейку.

— Привет, — тихо ответила Галя.

— Проходи, посмотри, как теперь у нас.

Она вошла и сразу заметила — в доме чисто, пахнет деревом и чем-то новым. Вместо старого дивана — светлый, аккуратный, стены переклеены, на полках порядок. Всё выглядело по-другому, как будто дом сам выдохнул с облегчением.

— Не верю, — улыбнулась она. — Ты всё это сделал?

— Ну, с мастером по котлу, остальное — сам. Хотел, чтобы тебе было приятно вернуться.

Она посмотрела на него. В его глазах не было привычной беспечности — только усталость и искренность.

— Спасибо, — сказала она просто. — Я не ожидала.

— Я тоже не ожидал, что смогу остаться без тебя хотя бы на неделю, — признался он. — Всё казалось неважным, пока ты рядом. А когда уехала — понял, что дом без тебя пуст. И я вместе с ним.

Галина отвела взгляд, чтобы скрыть слёзы. В груди стало тепло и тихо.

Они долго сидели на веранде, пили чай и говорили — впервые спокойно, без взаимных упрёков. Вечером закат окрасил небо в золотисто-розовые тона.

Ростислав подлил ей чай и тихо произнёс:

— Я, может, не самый умный, но точно знаю: никаких Семёновых больше не будет. Только ты, я и наш покой.

Галя улыбнулась, не произнеся ни слова. Впервые за долгое время она почувствовала — её услышали.

А где-то вдали снова трещали кузнечики, и дом, казалось, наконец обрёл тот уют, которого ему так не хватало все эти годы.

На следующее утро Галина проснулась на даче от запаха кофе. Сквозь приоткрытое окно в комнату проникал лёгкий ветер, доносивший шорох листвы и тихий плеск воды в бочке. Несколько секунд она лежала неподвижно, прислушиваясь к этим знакомым звукам. Всё было таким же, как прежде — и при этом каким-то новым.

Она вышла на веранду. Ростислав сидел за столом, задумчиво глядя на пар над чашкой. Услышав шаги, он поднял глаза и улыбнулся.

— Доброе утро. Кофе — как ты любишь, без сахара.

Галя села напротив, взяла кружку, обхватила её ладонями. Несколько мгновений они молчали — не потому что не знали, о чём говорить, а потому что слова были лишними.

— Здесь стало тише, — заметила она.

— Да, — кивнул он. — Я и не думал, как сильно все эти компании нас утомляли. Без них будто воздух посвежел.

Галина улыбнулась едва заметно. Она посмотрела на сад: грядки аккуратно прополоты, трава подстрижена, у калитки — клумба, которую она давно собиралась посадить, но всё не доходили руки.

— Это ты?

— А кто же. Ты ведь всегда хотела цветы у входа.

Она кивнула. Где-то внутри неё растаял кусочек напряжения, которое долго держалось после всех ссор.

— Я подумал, — осторожно сказал Ростислав, — может, в следующем месяце всё-таки поедем в тот тур? Премию я ещё не получил, но можно немного занять у брата.

— Не надо, — мягко перебила Галя. — Не в деньгах дело. Я просто хочу, чтобы нас оставили в покое. Пусть это лето будет для нас двоих. Без гостей. Без обещаний.

Он молча согласился.

Следующие дни прошли спокойно. Они вместе работали в саду, вечером жарили картошку, смеялись над глупыми фильмами. Иногда молчали, но это молчание уже не было холодным. В нём было что-то новое — тёплое, домашнее.

Однажды вечером, когда солнце клонилось к закату, Ростислав принес старый альбом.

— Помнишь? — спросил он, раскрывая страницу. — Вот тут ты смеёшься, у тебя в руках миска с клубникой. А я… Господи, какой же я был лохматый!

Галя рассмеялась. Смех прозвучал тихо, но искренне, словно долго ждал своего часа.

— Да, это то лето, когда у нас ещё не было гостей. Только мы, дочь и костёр.

— Знаешь, я думал, что шум и друзья — это жизнь. Что без этого скучно. А оказалось, что настоящий покой — в тишине. В том, что можно просто сидеть рядом.

Галя посмотрела на него внимательно. В его голосе не было показной мягкости, лишь простое, честное осознание.

— Может, ты просто наконец вырос, — сказала она, усмехнувшись.

— Похоже на то. Жаль, что не раньше.

Она ничего не ответила, только коснулась его руки.

Через несколько дней позвонил Семёнов. Ростислав вышел во двор, долго говорил по телефону. Вернувшись, он выглядел задумчивым.

— Они звали нас к себе, — сказал он. — Извинился за всё. Говорит, что скучают.

— И что ты ответил?

— Что мы заняты. У нас свои планы.

Галя лишь кивнула. Впервые за годы она почувствовала, что его «мы» действительно включает её.

Осенью, когда листья начали опадать, дача уже выглядела иначе. Дом стал чище, светлее, теплее. Галя больше не считала дни до конца сезона. Теперь она возвращалась туда не из чувства долга, а потому что хотела.

Они снова начали приглашать гостей — но по-другому. Только тех, кто действительно близок. Без громких застолий, без навязчивых «братьев». Маленькие посиделки с соседями, вечерние чаи, разговоры у костра.

Иногда, вспоминая прошлые годы, Галя удивлялась, как долго они жили в этом круговороте. Шум, усталость, притворная радость. А ведь всё, что нужно было для счастья, — немного тишины и немного уважения друг к другу.

Однажды вечером, когда они сели на веранде с пледом и кружками чая, Ростислав сказал:

— Я понял, что дом — это не стены и не мебель. Это ты. Если тебе здесь хорошо — значит, всё правильно.

Галя посмотрела на него и впервые за долгое время почувствовала, что не зря вернулась. В её взгляде была не прежняя усталость, а покой — тот самый, о котором она мечтала, когда собирала чемодан.

Ночь опустилась мягко. За забором трещали сверчки, где-то вдали гавкнула собака. Дача дышала ровно, спокойно.

Читайте другие, еще более красивые истории»👇

И впервые за долгие годы в этом доме никто не мешал тишине быть тишиной.