Девочка из Баковки. Кровь, которую не смыть
Ветер с полей нёс запах сухой земли и полыни, будто сама степь предупреждала о надвигающейся беде. Егор Лужков стоял у окна, напряжённо вслушиваясь в гул, который медленно, но неумолимо приближался. Он давно замечал взгляды соседей: в них больше не было ни дружбы, ни благодарности — только затаённая ненависть.
Когда дубовые ворота, сделанные ещё его дедом, заскрипели и прогнулись под давлением толпы, Егор со странным ледяным спокойствием снял со стены берданку и принялся заряжать её. Каждый сухой щелчок затвора отдавался приговором в тесной горнице.
— Егор, милый… не надо! — голос Анфисы дрожал, словно старый колокольчик, в котором сплелись отчаяние и мольба. — Может, хоть детей пощадят… может…
— Не пощадят, — спокойно ответил он. — Забирай Мишу, Дашу — и бегом к реке. По руслу — до Баковки. В лесу укроетесь.
Он перекрестил жену и детей, задержав на каждом долгий, почти прощальный взгляд.
— Бегите сейчас же.
Но путь уже закрыли. С соседского огорода перемахнули двое — Федька Плотников и его вечная тень, жилистый Степан Глухой. Их взгляды горели давней злобой, а не революционным праведным пылом.
— Всё, Анфиса, не уйти, — прошептала жена, странно спокойно. — Мишенька, Дашенька, быстро в сени — в нашу щель!
Дети юркнули в потайной лаз на чердаке, и Анфиса только успела послать им беззвучный взгляд — как молитву.
Ворота рухнули внутрь с грохотом. Во двор ворвались два верховых в потёртых шинелях, за ними — толпа соседей. Лица людей, с кем Лужковы делили соль и хлеб, исказились жестокостью, будто в них вселилось что-то чужое.
Из конюшни вывели Орлика. Конь храпел, пытаясь вырваться, но Валерка Сиплый ударил его обухом.
— Не калечь скотину! Народное добро теперь, — рявкнул один из всадников и принялся переставлять сбрую.
За Орликом потянули коров Звёздочку и Тучку, рыжего телёнка, коз, кур — всё, что кормили и берегли.
Анфиса не выдержала:
— Люди! Да как же нам жить-то теперь?
Федька ухмыльнулся — давно он кривился на её красоту:
— Не пропадёшь, Анфиса. Таких, как ты, жизнь сама подберёт.
Он шагнул, загоняя её к стене.
Егор выстрелил — Федька рухнул, хватая её подол. Ткань треснула, и толпа взвыла, будто запах крови свёл их с ума.
Егор закрыл жену собой — и в тот же миг прозвучал второй выстрел. Он медленно осел на землю, и алые нити крови потекли по пыли.
Анфиса закричала так, что замерло всё живое. Мужчин это только раззадорило: они втащили её в сарай, на солому.
Десятилетняя Варя, сжавшись, хотела броситься к матери, но чьи-то руки подняли её и перекинули через седло.
— Не гляди туда, малая. Рано тебе это, — пробормотал всадник.
Варя билась, захлёбываясь в рыданиях:
— Маму! Маму мою! Пустите!
— Сиротка ты теперь, — бесстрастно сказал мужчина.
— Никого у меня нет, — твёрдо солгала она, понимая: Миша и Дашка живы в щели.
Так начался её путь в Баковку. Илья, всадник, втолкнул её в первую попавшуюся
О взрослении Вари, её мести, становлении хозяйкой счёта и судьбы
Глава 1. Изба на краю мира
Изба пахла квасом, дымом и старым холстом. В углу плескалась вода в кадке — ровно, размеренно, словно отбивая отсчёт новой жизни.
— Сиди тут, — коротко бросил Илья. — Хозяйка придёт — скажешь, сирота. Она разберётся.
Он ушёл, не оглянувшись.
Варька сжалась в углу, не понимая, что теперь будет. Она дрожала — от холода и от того, что в голове никак не укладывалось: того дома, где она родилась, больше нет; мамин голос — там, за стенами сарая; отец — лежит в пыли.
Но плакать она не могла. Слёзы высохли ещё на подступах к селу.
Дверь приоткрылась. Вошла женщина — широкая, с сердитым лицом, но тёплым взглядом.
— Ты кто? — спросила она, сняв с головы платок.
— Варвара… Лужкова, — тихо сказала девочка. — Дом сожгли… мама с папой…
Женщина шумно выдохнула.
— Вот оно как… Значит, будешь жить здесь. Я Прасковья. Детей нет, Бог не дал. А хозяйке помощь нужна всегда.
Она пододвинула девочке миску с тёплым молоком.
— Ешь. У живых две дороги: или жить, или помирать. Ты ешь — значит, жить будешь.
Так впервые Варя услышала мысль, которая станет её жизнью.
Глава 2. Щель
Прошло два дня, прежде чем Прасковья решила выйти в село по делу. Варя, сидевшая на лавке у двери, вдруг услышала знакомый хриплый голос:
— Да пустяки, баба Прасковья! Дело кулацкое сами разрулим. Детей там не было. Всех вывели!
Это говорил Степан Глухой.
Всех вывели.
Значит — детей не нашли. Миша и Дашка живы.
Сердце Вари ударило так, что, казалось, услышит весь мир.
В ту ночь она не спала. Она думала только об одном: найти брата и сестру. Но как? В родную деревню не пробраться. Щель — высо́ко. Двери — заколочены. Толпа — там.
Но дети могли выбраться. Могли уйти в лес. Могли ждать её.
На третий день она решилась.
— Тётя Прасковья… — сказала она, боясь собственного голоса. — Можно я в лес по грибы схожу?
Прасковья посмотрела внимательно — слишком внимательно.
— Ты чего-то ищешь, Варенька.
Девочка опустила глаза.
— Брата… и сестру. Они маленькие. Они в щель спрятались.
Прасковья перекрестилась.
— Вот же беда… Но идти тебе одной нельзя. Убьют. Пойдут — как зверя. Они теперь бесы, а не люди.
Она замолчала. Потом добавила:
— Ладно. Сходим вместе.
Глава 3. То, что осталось от дома
К вечеру они подошли к краю деревни. Прасковья шла уверенно, без суеты, как человек, который не боится ни греха, ни смерти.
Дом Лужковых стоял чёрный, обугленный, с проваленной крышей.
Сени чуть покосились, но держались.
— Жди, — сказала Прасковья. — Я первая пойду.
Но Варя уже метнулась вперёд.
— Миша! Дашенька! Это я! Это Варя!
Тишина.
Потом — слабое всхлипывание.
Прасковья рывком открыла лаз. Оттуда на свет выкарабкались двое — грязные, худые, но живые.
Живые.
Варя рухнула на колени, обняла их так крепко, будто боялась, что они исчезнут.
— Мои… мои птенчики… — шептала она, уткнувшись лицом в их волосы.
Прасковья тоже не сдержала слёз.
— Ну что ж… теперь вы — мои дети. Всех троих беру. Бог свидетель: не оставлю.
И в тот миг Варя поняла: мир рухнул, но у неё появилось новое корневище — маленькое, слабое, но живое.
Глава 4. Школа счёта
Годы шли.
Баковка жила бедно, но трудолюбиво. Прасковья держала избу, Миша и Даша росли.
А Варя росла быстрее всех.
Она читала всё, что попадалось под руку.
С самого начала у неё было странное, почти болезненное чувство порядка и точности. Прасковья шутливо называла её «счётчица». Варя быстро училась:
— В табуне — девять голов, тётя Прасковья, а вы сказали восемь. Вон, у Клинцовых жеребёнок выбежал.
— На ярмарке у Нефёдова — недостача веса, — говорила она спокойным, холодным голосом. — Он обкрадывает.
— У артели в ведомости записано больше, чем сдали зерна.
Люди сначала злились, потом привыкли, потом стали обращаться к ней за расчётом:
— Варя, посчитай, сколько сдавать, чтоб в налог вписаться…
— Варвара Егоровна, глянь бумаги… мы боимся ошибиться…
А ей было всего пятнадцать.
Но она не улыбалась никогда.
Её детство закончилось в тот день, когда горела их изба.
Глава 5. Возвращение теней
Через три года в Баковку привели нескольких «бывших» — мужиков, разогнанных по округе.
Среди них был Валерка Сиплый.
Варя узнала его по движению рук — он всегда чесал шею, когда врал.
Ей стало холодно, но лицо оставалось каменным.
Валерка вдруг суетливо подбежал:
— Варвара… ты что ли? Ого, выросла…
Но девочка смотрела прямо ему в глаза.
— Ты ударил Орлика обухом, — сказала она тихо.
Он побледнел.
В Баковке все знали: Варвара не болтает впустую.
— Так… чего… времена были тяжёлые…
Она отошла, оставив его трястись.
С того дня она начала собирать имена.
- Валерка Сиплый — вор.
- Степан Глухой — убийца.
- Федька Плотников — пытался надругаться над матерью.
- Илья — увёз её. Кто он? За что? Почему?
И главное —
Кто выстрелил в отца?
Имя пока не было найдено. Но будет.
Глава 6. Девочка, которую боялись взрослые
К шестнадцати годам Варя вела учёт в местной заготовительной конторе.
Она была точной, как сталь, и бесстрашной, как человек, у которого уже отняли всё.
Никто не понимал, как девчонка умеет сразу видеть подвох.
Она видела суммы, которые «не сходятся».
Она видела людей, которые лгут.
Она видела людей насквозь.
Однажды председатель артели, Лысков, попытался занести ей конверт.
— Подмажь, девка. Ошибку в ведомости исправь.
Она медленно подняла глаза.
— Ошибку я исправлю, — холодно сказала она. — Но не так, как вы хотите.
И она пошла прямиком к районному инспектору. Лыскова сняли через неделю.
С тех пор в Баковке шептали:
— Девчонка — будто счётная машина.
— Нет, ведьмин выводок.
— Лужкова… кулачье она. Кровь такая.
Но никто не смел говорить это ей в лицо.
Глава 7. Первый удар в ответ
Однажды в село вернулся Степан Глухой.
Он пил, шатался, хвастал тем, что «жизнь свою сделал».
И Варя поняла: время пришло.
Она дождалась, когда он приползёт в сарай за водой.
Подошла тихо.
— Степан, — сказала она ровно. — В тот день… кто стрелял в моего отца?
Он икнул.
— Девка… ты забыла. Твои — враги народа. Их бы всё равно…
— Кто стрелял? — повторила она.
Он попытался отмахнуться — и отшатнулся, встретив её взгляд.
Пустой. Ледяной. Не девичий.
Степан дрогнул.
— Это… это Илья ваш. Всадник тот. Он и пальнул. Ему приказали…
Варя развернулась и ушла.
И Степан понял: он не должен быть живым.
Через неделю его нашли в реке.
Официально — утонул.
Но Баковка знала:
Варя начала мстить.
Глава 8. Цифры, которые ведут к смерти
Она росла — не вширь, а вглубь.
Её ум становился острее. Она вела учёты, разбирала книги, высчитывала урожаи, распределения, списания, нормы.
И однажды в район пришла странная бумага:
«Назначить Варвару Егоровну Лужкову старшим счётчиком по округе».
Село ахнуло.
Ей — восемнадцать.
А её ставят над мужиками, над артельщиками, над теми, кто ещё помнил кровь на воротах её дома.
Теперь ей не просто доверяли цифры.
Ей доверяли власть.
И Варя знала: каждая ведомость — это след.
Каждая подпись — нить.
Каждая ошибка — улика.
Она находила всё.
И она шла по следам.
И каждое имя, что всплывало из грязных документов, она записывала в тетрадь.
Эту тетрадь она назвала «Книга счётов».
Туда первым она вписала:
- ИЛЬЯ — убийца.
Глава 9. Дорога к Илье
В двадцать лет Варя стала незаметно узнавать о нём всё.
Оказалось, Илья служил в «комитете по раскулачиванию», потом — в охране, потом исчез.
Но его следы вели на восток.
И Варя собрала узелок, поцеловала Прасковью, обняла брата и сестру — и ушла.
Она сказала:
— Вернусь, когда закончу.
Никто не спросил — что именно она хочет закончить.
Потому что все знали.
Глава 10. Первый расчёт
Илья жил в большом посёлке при лесозаготовках.
Она нашла его легко: в местной конторе он числился кладовщиком.
Он стал толстым, лысым, злым.
Но глаза — те же: скользкие, маслянистые.
Варька вошла в контору.
— Вам чего? — буркнул он, не поднимая головы.
— Посчитать хочу, — тихо сказала она. — Старый счёт закрыть.
Он поднял голову.
И замер.
Она выросла — но черты Анфисы и Егора проступали в ней ясно.
— Ты… Варвара?..
Она кивнула.
Он отступил.
— Девка… я ж тебя спас тогда…
— Ты убил моего отца, — сказала она. — И увёз меня. Не спросив. Не защитив. Не спасая — а прикрывая последствия.
— Приказ был! — взвизгнул он.
— Теперь — мой приказ, — сказала Варя.
И она закрыла дверь.
Что произошло там — никто не слышал.
Но утром Илья уехал в лес.
И не вернулся.
Официально — медведь.
Неофициально — Варя закрыла первый счёт.
Глава 11. Королева счётов
К тридцати годам Варя стала легендой.
Её приглашали проверять артели, склады, заводы.
Она видела расхождения там, где другие видели порядок.
Она раскручивала махинации так быстро, что люди забывали дышать.
Её уважали.
Её боялись.
Её называли:
«Королева счётов».
Но она всё ещё хранила тетрадь.
В ней оставалось три имени.
- Валерка Сиплый.
- Двое комбатантов, что пришли на Орлике.
- Неустановленный стрелок, который дал тот самый «сухой выстрел» после выстрела Егора.
Но есть счёт куда глубже.
Счёт всему селу.
Счёт толпе.
И Варя знала: месть — это не преступление.
Месть — это баланс.
Глава 12. Возвращение
Когда ей исполнилось тридцать два, она вернулась в родное село впервые после того дня.
Дом их давно разобрали.
Сарай тоже.
Но место помнило.
Она стояла, положив ладони на землю, и шептала:
— Папа. Мама. Я веду счёт. Я всё помню.
Миша и Даша стали взрослыми. Они не знали всех подробностей — Варя скрыла от них многое.
Прасковьи уже не было. Варя перезахоронила её рядом с матерью.
А вечером подошёл старик — нижний губастый, мелкий, как песок.
— Варвара… мы ведь не знали тогда… нас подбили… нас запугали…
Она посмотрела на него так, что он осёкся.
— Я ничего вам не должна, — сказала она. — Но и вы мне — уже ничего. Счёт закрыт. Село расплатилось.
И она повернулась уходить.
— А как же Валерка? — тихо спросил кто-то.
— Валерка сам найдёт то, что ему положено, — сказала Варя.
И вышла за околицу.
Глава 13. Наследие
Когда Варя умерла — много лет спустя — её похоронили рядом с Прасковьей, Егором и Анфисой.
В руках у неё лежала тонкая тетрадь.
«Книга счётов».
Но когда её раскрыли, страницы оказались пустыми.
Каждый счёт — она уже закрыла.
Не местью.
Не кровью.
А тем, что стала человеком сильнее судьбы.
Она вырастила брата и сестру.
Открыла артель.
Вела округ.
Строила.
Она стала тем, кем толпа никогда не мечтала стать.
Королевой, рожденной из пепла.