Звонок внезапно полностью меняет её жизнь

1946 год. Я носила под сердцем его ребенка и вдовий платок. Она поклялась отомстить за мужа — и шесть долгих лет ушло у неё на поиски виновного.

Сквозной холод осторожно обвивал её тонкий стан, цепляясь за складки поношенного платья, но она не чувствовала ледяного дыхания ветра. Стояла неподвижно, словно приросла к сырой земле у свежего холма, став частью безрадостного пейзажа. В её застывшей фигуре, в опущенных плечах, в вялых руках было столько безмолвной боли, что даже самые опытные в горе деревенские женщины не смели нарушить тяжёлую тишину вокруг неё. Они лишь шептались и прятали влажные глаза в грубые платки.

 

— Оставь, — едва слышно сказала старушка, крепче сжимая руку сына. — Пусть постоит. Иначе сердце не отпустит.

— Мама, сил нет смотреть на это. Пустота в глазах страшнее любой беды. Надо её увести.

— А как ты хотел? Три месяца женой побыла — и снова одна. Какая тут радость?

Юноша, сжав зубы, сделал несколько твёрдых шагов. Подошёл к сестре, положил ладонь на худое плечо, похожее на крыло раненой птицы.

— Лидочка, родная, идём домой. Не терзай себя. Всё уже решено.

— Кто это сделал? — прошептала она, и голос её звучал, как шелест сухого листа. — Кому помешал мой ясный сокол? Кто душу продал тьме?

— Василий Степанович людей поднял, из города приехали, ищут. Но… думаю, ничего не найдут. Станция большая, народа всякого хватает. Из четырёх деревень там люди ходят. На кого угодно можно нарваться. Деньги при нём были?

— Были. Хотел шаль мне привезти… и ещё кое-что. Но разве это важно?

— Сейчас и за мелочь душу вынут, — тяжело сказал брат. — Пойдём, прошу. Тут сыро, заболеешь. Ты нам нужна.

Он осторожно взял её холодную руку и повёл прочь от темнеющего холма, туда, где мелькали тусклые огоньки родного села. Она подчинилась, шагая молча, будто ушла в глубину себя, туда, где ещё было живо его лицо. Едва отметила девятнадцатый год, а казалось — жизнь уже подошла к концу. Всего три месяца назад она была самой счастливой девушкой на земле.

Он вернулся с войны поздней весной, когда воздух был пропитан надеждой, а земля — теплом. Высокий, статный, с орденами на выцветшей гимнастёрке, он въехал в деревню на подводе, и будто солнце спустилось следом за ним. Его встречали песнями, объятиями, смехом. Женщины, измученные ожиданием мужей, глядели на него с восторгом, кружили возле него, словно мотыльки у огня. Но ему было двадцать восемь, мысли — о работе да о восстановлении разорённого хозяйства. Любовь казалась чем-то несвоевременным, почти детским.

А Лидия, ставшая за годы войны из девочки красивой девушкой, тайком любовалась им, замирая, когда он проходил мимо. И однажды он её заметил.

Стоял духотливый полдень. Она купалась в скрытой заводи, где вода была тихой и прозрачной. Решив, что вокруг никого, сбросила лёгкое платье и нырнула в прохладу. Лишь спустя время услышала шаги. Резко развернулась — и ахнула: на берегу стоял он, намереваясь войти в воду.

— Вода хорошая? — улыбнулся он.

— Прохладная… Евгений Савельевич… Не входите, прошу.

— Боюсь замёрзнуть? Не бойся, я крепкий.

— Дело не в этом. Я… без всего.

Улыбка исчезла, уступив место смущению. Румянец вспыхнул на его скулах.

— Понял. Я отвернусь.

Она выскользнула на берег, торопливо натянула мокрое платье. Взгляд невольно зацепился за его широкую спину, испещрённую шрамами — безмолвными отметинами боя.

— Можно, — сказала она тихо.

Он шагнул к воде, но она, поскользнувшись, упала прямо в его руки. Лицо её пылало — она бы поклялась, что это случайность. Он, обняв её, заглянул в её весенние глаза — и будто провалился в них. Мокрое платье трепетало на теле, тёмные волосы струились по плечам, пахли полевыми травами. Он на миг зажмурился, борясь с собой. Нельзя — она почти ребёнок. Да и разница в возрасте.

— Можно я посижу тут, пока вы плаваете? — спросила она робко.

— Сиди, — глухо ответил он.

Потом они сидели рядом на тёплом песке, говорили о простом, а невидимая нить уже тянулась между ними. К закату она поспешила домой, боясь гнева родных. Он довёл её до калитки и тихо спросил, не хочет ли она завтра прогуляться до мельницы. Так всё и началось.

Сначала родные были против. Мать боялась, что взрослый мужчина разобьёт сердце дочери. Брат надеялся, что она однажды выберет его друга Григория — ровесника, надёжного, тихого. Но разве мог кто-то сравниться с тем, кто вернулся с войны героем?..

Через два месяца сияющая Лидия сказала, что он сделал ей предложение. Мать облегчённо выдохнула. Брат промолчал, но, видя её счастье, отступил.

Три месяца брака пролетели светлым мгновением. Лидия не знала большей радости. Мечтала только об одном — подарить ему ребёнка.

Несколько дней назад он уехал в город по делам председателя, пообещав привезти ей тёплую шаль. Уезжая, смущённо сказал, что готовит сюрприз. Она испекла его любимый пирог, приготовила щи — и ждала. Пять часов… шесть… семь… Он не возвращался. Беспокойство стыло внутри, как ледяная вода. Может, задержался? Пропустил поезд?

Ночь прошла в тревоге. А утром в дом вбежал запыхавшийся председатель:

— Где твой муж? Вчера к ужину должен был быть дома! Где он пропал?

Лидия подняла на председателя покрасневшие, распухшие от бессонной ночи глаза. Слова застряли в горле.

— Я не знаю… — прошептала она. — Его нет со вчерашнего дня.

Председатель выругался сквозь зубы, обхватил ладонями голову, несколько раз прошёлся по избе и резко остановился.

— Я утром уже был на станции. Вагоны ночью приходили переполненные. Никто не видел его. Люди говорят, что вечером были какие-то крики возле склада, но толком никто ничего не понял. Темно, ветер, суета… — он тяжело выдохнул. — Надо искать.

Сзади послышались шаги. На пороге появился брат Лидии, нахмуренный, молчаливый. Он посмотрел на сестру, потом на председателя:

— Ничего нового?

— Ничего, — коротко ответил тот. — Едем снова. И вы с нами.

Брат кивнул, но прежде чем выйти, подошёл к Лидии и коснулся её руки — осторожно, словно боялся сломать.

— Я вернусь с ним… или с вестью. Держись.

Она попыталась кивнуть, но подбородок дрогнул, и она прижала ладонь к губам, чтобы не зарыдать. Мужчины ушли, оставив за собой шорох шагов и едва слышный скрип двери. В доме воцарилась гнетущая пустота.

Несколько часов Лидия металась по избе, то садилась, то вскакивала, то снова подходила к окну, вглядываясь в дорогу. Вдруг на дворе загавкала собака. Сердце сорвалось с места: но это был сосед.

— Лидочка… слышала? — осторожно спросил он. — На станции опять люди собрались. Нашли мужскую шапку, кровь рядом.

Она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Сосед едва успел подхватить её, усадив на лавку. Лидия прерывисто дышала, хватаясь за воздух, будто он стал слишком плотным.

— Кто? Почему? — выдавила она. — Он никому зла не сделал.

Сосед отвёл взгляд.

 

— Сейчас время такое. Поезда идут, народ бродягой. Отчаявшиеся, бездомные… кто им указ? Случайная ссора — и всё…

Но Лидия уже не слушала. Она схватила платок, накинула на плечи.

— Я пойду туда. Я должна увидеть.

— Нет, — попытался удержать её сосед. — Рано. Мужики поехали, они разберутся. Ты только хуже себе сделаешь.

— Мне всё равно, — тихо сказала она и вышла из дома.

Дорога до станции была долгой. Глина засасывала сапоги, ветер стегал по лицу. Но Лидия шла, будто кто-то невидимый тянул её за руку.

Когда она подошла, вокруг уже толпились люди. На земле белели рваные клочья бумаги, валялась обломанная ручка от чемодана, блестел на грязи одинокий медный пуговичный гвоздик. Мужчины стояли плотным кольцом, не пропуская никого внутрь.

Она сделала шаг вперёд.

— Пропустите, — попросила она, и её голос прозвучал так глухо, что мужчины обернулись.

— Лидия… не надо, — сказал председатель, выходя навстречу. — Мы всё проверим. Тебе это видеть не стоит.

— Где он? — спросила она, словно не слыша его слов.

— Мы ищем. Тут следы, кровь… но тела нет. Возможно, что он… ушёл. Или его кто-то увёз. Понимаешь? Пока рано делать выводы.

Её глаза, потухшие от бессонницы, вспыхнули.

— Он не мог просто уйти. Где вы его видели в последний раз?

— У вагона с мукой. Он помогал грузчикам, — сообщил брат, подойдя ближе. — Потом кто-то видел, как он пошёл к складу, потому что там… — его голос дрогнул. — Потому что там был человек, который звал его по имени.

Лидия резко повернулась:

— Кто звал?

— Пока не знаем. Работники говорят, голос мужской, незнакомый. Будто они друг друга знали. Но лица никто не видел — темно было.

Всё внутри Лидии сжалось. Она смотрела на темнеющие рельсы, на пустое пространство между складами, на грязь, где на ветру трепетал серый, чужой платок.

— Он знал многих. Война… дороги… — выдохнула она. — Может, кто-то из прошлого?

Председатель обменялся взглядом с братом.

— Мы проверяем всё. Но ты поезжай домой. Если что узнаем — сразу скажем.

— Нет, — покачала она головой. — Я останусь. Я должна ждать здесь. Пока не найду.

Брат хотел возразить, но взгляд сестры стал таким твёрдым, что он замолчал.

Так начались долгие дни поисков.

Лидия каждое утро приходила к станции. Люди уже привыкли видеть её, худую, молчаливую, с выцветшим платком на плечах. Она обходила склады, заглядывала в овраги, расспрашивала путников, слушала обрывки разговоров. Иногда ей казалось, что вот-вот услышит его шаги, знакомый голос, и сердце каждый раз болезненно вздрагивало.

Раз в два дня приезжали милиционеры из города. Они расспрашивали жителей, показывали найденные на путях окровавленные перчатки, спрашивали о подозрительных людях. Но ответ был один — никто ничего не видел.

Лидия не сдавалась.

Вечерами она сидела у окна, не отпуская из рук детскую рубашечку, которую начала шить ещё до его отъезда. Каждый стежок был пропитан надеждой, сожалением, страхом.

Брат старался окружить её заботой, но видел, что она уходит в себя всё глубже. Мать же, старая, измученная, часто вздыхала:

— Бог послал испытание. Но и свет должен дать.

Однажды вечером, когда Лидия уже собиралась закрывать ставни, на дворе послышались тяжёлые шаги. Она резко повернулась. Брат вошёл молча, в руках у него был какой-то свёрток.

— Нашли? — дыхание Лидии перехватило, и она ухватилась за стол.

— Нашли… кое-что, — хрипло ответил брат и развернул свёрток.

На стол легла тёплая шерстяная шаль. Та самая, которую муж обещал привезти. К краю была пришита маленькая бирка с городским штампом.

Лидия провела пальцами по мягкой ткани. Ни слёз, ни крика — только тихий выдох.

— Где?

— В овраге, недалеко от склада. Может, выронил. Может… — брат не договорил. — Рядом нашёлся новый след. Мужской ботинок. Тяжёлый, большой. Но не его. На подошве — глина из соседнего района. Туда сегодня отправили людей. Может, кто-то его увёз. Не обязательно убил. Понимаешь?

Она медленно кивнула. Слово «увёз» прозвучало как слабая надежда.

Брат сел рядом.

— Мы не остановимся. Но, Лида… ты же понимаешь… время идёт. Если…

— Он жив, — спокойно сказала она, сжимая шаль. — Я это знаю. Сердце чувствует. Когда он… — её голос дрогнул, — когда человека убивают, душа рвётся. А моя — нет. Значит, он жив.

Брат хотел возразить, но промолчал. Перед ним сидела не девочка, а женщина, которую горе закалило сильнее стали.

Прошла неделя. Потом другая. Слухи множились. Одни говорили, что видели высокого мужчину, похожего на Евгения, на трактовой дороге. Другие утверждали, что ночью возле старицы слышали мужские шаги. Третьи клялись, что он был замечен на станции в другом уезде.

Лидия собирала все эти обрывки, как бусины, и складывала в сердце. Она больше не плакала. Только ждала.

Однажды, в начале третьей недели, в деревню приехал незнакомый мужчина. Лицо обветренное, взгляд быстрый, цепкий. Он спросил, где живёт вдова Евгения Савельевича. Лидии передали его слова.

Она вышла на крыльцо, сжимая шаль. Мужчина снял шапку.

— Простите… Вы Лидия?

— Да. Вы его знали?

Незнакомец помолчал, словно взвешивал слова.

— Я был с ним на фронте. И… думаю, знаю, кто мог его искать. Человек тёмный. Старый счёт. Евгений тогда спас мне жизнь, а тот… — мужчина сжал кулаки. — Он поклялся рассчитаться.

Лидия побледнела.

— Где он? Где этот человек?

— Возможно… недалеко отсюда. Я приехал, чтобы предупредить. И помочь найти вашего мужа. Если он жив — мы его вернём.

Лидия почувствовала, как сердце резко ударило.

— Он жив. Я это знаю.

Мужчина кивнул.

— Тогда ищем вместе.

И впервые за долгие недели в её груди дрогнул слабый, но настоящий огонёк.

Огонёк надежды.

Он появился в её жизни так внезапно, что Лидия сначала решила — ей мерещится. Столько дней, недель, бесконечных поисков, мольбы, бессонных ночей… И вдруг — человек с фронтовым лицом, в котором жили и боль, и опыт, и какая-то тревожная тень.

Она смотрела на него, не отводя глаз, словно боялась моргнуть и потерять нить, которая могла привести к её мужу.

Мужчина назвался Сергеем Громовым. От него пахло дорогой, холодным ветром и усталостью многих лет.

— Если он действительно жив, — тихо сказала Лидия, — я пойду куда угодно. Хоть на край земли.

— На край не потребуется, — ответил он. — Но дорога будет тяжёлой. И опасной.

Он говорил спокойно, без лишних слов, словно привык жить на грани. И в его голосе звучала такая уверенность, что Лидия впервые за долгое время почувствовала, как в груди теплеет что-то живое.

Сергей попросил позвать председателя и брата Лидии. Те пришли быстро, недоверчиво разглядывая незнакомца. В деревне появление посторонних всегда вызывало вопросы, а сейчас — тем более.

Сергей коротко изложил суть: шесть лет назад, под городом Жлобином, их взвод попал в засаду. Евгений, тогда ещё сержант, вытаскивал раненых, пока одна из банд мародёров не попыталась захватить трофейную машину. Во главе с ними был некто Андрей Кимаев — бывший дальнобойщик, который во время войны примкнул к бандитам. Зверь, а не человек. Жестокий, мстительный, он поклялся однажды расправиться с Евгением за сорванную добычу.

— Я думал, что он погиб в сорок четвёртом, — сказал Сергей. — Но месяц назад услышал, что он жив и крутится где-то в ваших краях. Торгует ворованным, людей запугивает. Я сверил слухи… слишком многое совпало.

— Вы уверены, что он мог искать моего мужа? — спросила Лидия.

Сергей кивнул.

— Если Кимаев узнал, что Евгений жив, он бы пошёл до конца.

Брат Лидии шагнул вперёд, кулаки сжались.

— Если этот гад тронул Женю…

— Поторопишься — напорешься на глупость, — оборвал Сергей. — Я не для мести приехал. Я приехал вернуть человека, который когда-то спас мне жизнь.

В его словах не было пафоса. Лишь простая, суровая правда.

Председатель предложил перенести разговор в дом. Они сели за старый стол, и Лидия тихо стояла у печи, не пропуская ни одного слова. Сергей разложил схему местности, которую сам нарисовал, отметил точки, где видели людей Кимаева. Банда была небольшая, но опасная. Три-четыре человека, вооружённые ножами и старым немецким пистолетом.

— Я уверен, — сказал Сергей, — что ваш муж жив. Если бы хотели убить — уже нашли бы тело. Значит, он нужен им для чего-то. Либо — как рабочая сила. Либо — как заложник.

Лидия сжала пальцы так сильно, что ногти впились в ладони.

Брат поднялся.

— Когда идём?

— Сегодня ночью, — ответил Сергей. — Чем раньше — тем лучше.

Ночь опустилась на деревню тяжёлым, густым покрывалом. Лидия сидела у окна, держась за шаль, которую муж купил для неё — последнюю вещь, которую он оставил в этом мире. Казалось, ткань хранила его тепло.

Снаружи раздался осторожный стук. Брат вошёл.

— Мы уходим, — сказал он. — Жди. Мы приведём его.

Лидия встала.

— Я пойду с вами.

— Нет, — быстро ответил он. — Там опасно.

— Мне всё равно.

Сергей шагнул из-за его спины.

— Пусть идёт. Ей нужно быть там. Иногда одна женщина даёт больше силы, чем десяток мужчин. А если найдём его… он должен увидеть сразу её, а не чужие лица.

Брат хотел возразить, но, взглянув в глаза сестре, опустил плечи.

— Только держись рядом.

Они шли долго. Через лес, мимо старых просёлков, тёмных перелесков, где ветер казался живым существом. Дорога петляла среди сухих стволов, хрустела под сапогами. Сергей уверенно вёл вперёд. Он знал, что делал. Казалось, он чувствовал следы, видел то, что другим было скрыто тьмой.

Наконец, они вышли к заброшенному хутору. Полуразрушенная изба, покосившийся сарай, остатки ограды — всё выглядело словно забытая временем тень.

Сергей поднял руку, требуя тишины.

Где-то за домом послышался короткий металлический звук — словно кто-то уронил лом или цепь.

Он кивнул брату Лидии. Тот обошёл сарай, сжимая в руке толстую палку. Председатель остался сзади, перекрывая возможный выход.

Лидия стояла между Сергеем и братом, чувствуя, как сердце ударяет в виски. До боли, до стука в ушах.

Сергей аккуратно открыл дверь старого сарая. Скрип разорвал тишину. Внутри пахло плесенью, пылью и ржавчиной.

На земляном полу, в углу, сидел мужчина, привязанный к стойке. Лицо закрывали тени, волосы слиплись, одежда была порвана.

Лидия сделала шаг вперёд.

Сергей тихо произнёс:

— Евгений… Это я. Сергей. Ты слышишь меня?

Мужчина поднял голову. Сначала медленно, тяжело — словно каждая мышца протестовала. Затем свет упал на его лицо.

Лидия вскрикнула.

— Женя! Женя, это ты!

Он моргнул, будто не верил глазам.

— Лида?.. Лидочка?.. Ты… ты жива…

Она бросилась к нему, не слыша криков Сергея: «Осторожно!» Её руки обняли его, и мир рухнул, исчезнув в одном единственном ощущении — он жив.

Он тянулся к ней в ответ, хотя движения давались с трудом. На лице — синяки, на виске — свежая рана. Но глаза… глаза были прежними. Тёплыми. Родными.

— Я звал тебя… — прошептал он. — Думал… никогда не увидишь…

— Я слышала, — ответила она, прижимаясь лбом к его лбу. — Всю душой слышала.

Брат и председатель бросились развязывать верёвки. Сергей стоял у дверей, держа в руке палку — на случай, если кто-то из бандитов вернётся.

— Где остальные? — спросил брат.

Евгений с трудом выдохнул:

— Их двое. Ушли вечером. Хотели… заставить меня вести их в наш район. Грабить… Я отказался. Побили… но я… жив.

Сергей коротко кивнул:

— Нужно уходить. Сейчас же.

Оlбратный путь занял дольше, чем ожидали. Евгений едва держался на ногах. Лидия поддерживала его с одной стороны, брат — с другой. Сергей шёл впереди, прислушиваясь к каждому шороху.

Когда первая полоса света коснулась горизонта, деревня уже была близко. Лидия ощущала, как боль, страх и ночной холод покидают её, а на их место приходит другое — спокойное, глубокое счастье.

Он рядом.

Он жив.

Он дышит.

И её ребёнок будет расти, зная своего отца.

Когда они вошли в дом, мать Лидии перекрестилась, слёзы потекли по лицу. Соседи выходили на улицу, шептались, смотрели на Евгения с изумлением — как на возвращённого с того света.

Но Лидия никого не видела.

Только его.

Он сидел на лавке, усталый, измученный, но живой. Она опустилась перед ним на колени, взяла его руки в свои и прошептала:

— Я ждала. Каждый день. Я знала, что ты вернёшься.

Евгений улыбнулся — едва заметно, но искренне.

— А я… всё время шёл к тебе. Даже когда не мог идти.

Он коснулся её щек, и она закрыла глаза, ловя тепло его ладоней.

Сергей подошёл тихо.

— Я сделал, что должен. Дальше — вам самим.

Евгений поднял взгляд.

— Ты спас нас обоих…

— Это ты когда-то спас меня, — ответил Сергей. — Теперь — квиты.

Лидия встала и поблагодарила его. И в её голосе звучала сила — новая, взрослая, рождённая из страдания и веры.

Сергей кивнул, не задерживаясь. Он ушёл так же, как и появился — будто тень, призванная судьбой.

В тот день Лидия впервые за много недель по-настоящему улыбнулась.

Не сквозь слёзы.

Не через боль.

Читайте другие, еще более красивые истории»👇

А так, как улыбаются только те, кто вернул невозможное.

Жизнь.

Любовь.

И надежду.