Муж и свекровь делили наследство преждевременно тайно
Когда Элина Сергеевна пришла в себя, первое ощущение было странным — словно воздух в палате стал другим. Не изменились ни дорогие панели, ни мягкий свет, ни мебель, выбранная ею лично для VIP-отделения собственной клиники. Изменилось нечто неосязаемое: интонации, паузы, напряжение между людьми.
За дверью говорили тихо. Главный врач, Семён Павлович, беседовал с Павлом. Голос мужа доходил приглушённо, но Элина безошибочно улавливала оттенки — за годы бизнеса она научилась слышать больше, чем говорили вслух. Она приоткрыла веки едва заметно, оставив узкую щёлку — приём, которым пользовалась на переговорах, когда нужно было наблюдать, оставаясь «вне игры».
— Состояние крайне тяжёлое, — говорил врач. — Печёночная недостаточность стремительно нарастает. Организм не справляется. Мы делаем всё возможное… но счёт идёт на дни. Три — это в лучшем случае.
Слова легли ровно, без эмоций. Профессионально. Холодно.
Дверь открылась. В палату вошёл Павел. Элина уловила знакомый запах его парфюма — дорогого, с древесными нотами. Он подошёл к кровати и сел рядом, осторожно взяв её руку. Его ладони были тёплыми, ухоженными. Когда-то именно эти руки казались ей символом надёжности и поддержки. Три года назад он вошёл в её жизнь красивым, внимательным, моложе на десяток лет — словно награда за годы одиночества и борьбы.
Павел наклонился ближе. Элина почти не дышала, удерживая лицо неподвижным. Он был уверен, что она не в сознании — сильные препараты должны были сделать своё дело. То, что произошло дальше, врезалось в память навсегда.
Он слегка сжал её ладонь, провёл большим пальцем по тонкой коже запястья и прошептал с тихим удовлетворением, почти ласково:
— Наконец-то… Я так долго этого ждал. Твой дом, твои деньги, всё, что у тебя есть, — теперь будет моим.
Он встал, аккуратно высвободил её руку, поправил одеяло, изображая заботу, и вышел. В коридоре он с привычной мягкостью сказал кому-то из персонала, чтобы за женой следили особенно внимательно. Его голос звучал скорбно и правильно — именно так, как должен звучать голос любящего мужа.
Когда дверь закрылась, Элина открыла глаза. Потолок расплывался перед ней — не от слабости, а от ярости и ледяного ужаса. Внутри что-то окончательно щёлкнуло, словно оборвался последний трос.
Она медленно повернула голову к выходу. В коридоре раздавался плеск воды, скрип швабры, тихое бряцание ведра. Кто-то мыл пол. Элина собрала остатки сил и негромко произнесла:
— Девушка
Шум сразу прекратился. Через мгновение дверь приоткрылась, и в проёме появилась санитарка. Элина посмотрела на неё прямо, ясно, без тени бреда или слабости и произнесла отчётливо, делая паузы между словами:
— Если ты сделаешь всё точно так, как я скажу… ты получишь столько денег, что больше никогда не будешь работать.
Санитарка не сразу вошла. Она колебалась, держась за ручку двери, словно опасаясь переступить невидимую границу. Это была молодая женщина лет тридцати, с усталым лицом и руками, красными от моющих средств. В её взгляде не было ни дерзости, ни наивности — только настороженность человека, привыкшего выживать, не задавая лишних вопросов.
— Вы… вы меня звали? — тихо спросила она.
Элина кивнула. Говорить было тяжело, но голос она держала ровно, как на совете директоров.
— Подойди. Закрой дверь. И слушай очень внимательно.
Санитарка подчинилась. Щёлкнул замок. В палате снова стало тихо, только аппараты отсчитывали секунды чужой жизни.
— Как тебя зовут? — спросила Элина.
— Лена.
— Лена, — повторила она медленно. — Ты здесь давно работаешь?
— Пятый год, — после паузы ответила та.
— Значит, знаешь, что в этих стенах говорят одно, а делают другое.
Лена молчала, но взгляд стал жёстче. Элина это заметила.
— Я умираю, — продолжила она. — По крайней мере, так считают все вокруг. Мой муж — особенно. Он уверен, что через несколько дней станет вдовцом. И наследником.
Санитарка сглотнула.
— Я слышала… — неуверенно сказала она. — Но я не
— Ты не обязана ничего говорить, — перебила Элина. — Только слушать. И делать.
Она сделала паузу, собирая силы.
— Павел хочет моей смерти. Не фигурально. Он ждёт её. Планирует. Уже распределил моё имущество. Ты понимаешь, что это значит?
Лена медленно кивнула.
— А теперь я скажу, что нужно сделать, — произнесла Элина. — И почему это выгодно именно тебе.
Она объясняла спокойно, без спешки. Как когда-то объясняла инвесторам сложные схемы, от которых зависели миллионы. Говорила о лекарствах, о времени, о документах, о камерах, о сменах персонала. О том, что можно исправить и что нельзя.
Лена слушала, затаив дыхание.
— Если ты выполнишь всё точно, — закончила Элина, — я подпишу распоряжение. Деньги поступят на счёт твоей сестры. Я знаю, что ей нужна операция. Я знаю сумму. И знаю, что ты её не соберёшь никогда, работая здесь.
Лицо санитарки побледнело.
— Откуда вы… — начала она.
— Я знаю больше, чем кажется, — ответила Элина. — Поэтому спрашиваю в последний раз. Ты со мной?
Лена посмотрела на женщину в кровати. На дорогое покрывало, на трубки, на лицо, в котором не было ни мольбы, ни страха. Только холодная ясность.
— Да, — сказала она. — Я сделаю.
Следующие сутки прошли для Элины в странном полузабытьи. Врачи приходили, говорили, проверяли показатели, качали головами. Семён Павлович держался подчеркнуто корректно, но в его взгляде появилась тревога — анализы вели себя не так, как ожидалось.
— Странно… — пробормотал он, изучая монитор. — Показатели стабилизируются.
— Бывают чудеса, — спокойно ответила Элина.
Он посмотрел на неё внимательнее, словно впервые увидел по-настоящему.
— Не обольщайтесь, — сказал врач. — Это временно.
— Всё в этом мире временно, — ответила она.
Павел появлялся регулярно. Приносил цветы, садился рядом, держал за руку. Говорил тихо, с нужной интонацией. Играл роль безупречно. Только теперь Элина видела каждое движение насквозь.
Она тоже играла. Слабость. Растерянность. Взгляд, полный доверия.
— Мне страшно, — сказала она однажды, когда он наклонился к ней. — Я боюсь умереть.
Он прижал её ладонь к губам.
— Я с тобой, — произнёс он. — До конца.
Внутри она усмехнулась.
На третьи сутки Павел был почти счастлив. Он разговаривал по телефону в коридоре, не скрываясь.
— Да, юрист готовит документы… Нет, она уже не в состоянии ничего подписывать… Конечно, клиника под контролем… Осталось совсем немного
Элина слышала каждое слово.
Вечером пришла Тамара Павловна. В чёрном строгом костюме, с траурным выражением лица. Она села у кровати, взяла Элину за руку.
— Держись, милая, — сказала она, глядя куда-то мимо. — Мы все молимся.
— Правда? — тихо спросила Элина, приоткрыв глаза.
Свекровь вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
— Конечно, — ответила она. — Мы же семья.
— Тогда скажи, — прошептала Элина, — ты рада?
— Чему? — напряглась Тамара Павловна.
— Что я умираю.
Повисла тишина.
— Ты не в себе, — холодно произнесла она. — Тебе нужно отдыхать.
— Не волнуйся, — сказала Элина. — Очень скоро всё закончится.
Свекровь улыбнулась. Она поняла эти слова по-своему.
Ночью Лена сделала всё, как было оговорено. Камеры в коридоре «временно» вышли из строя. Медицинская карта получила дополнительные записи. Один препарат был заменён другим. Ничего незаконного на первый взгляд. Просто корректировка лечения.
Наутро Семён Павлович был в растерянности.
— Это невозможно… — бормотал он. — Показатели улучшаются. Функции восстанавливаются.
— Вы же говорили о чудесах, — напомнила Элина.
Он долго смотрел на неё, потом вышел из палаты.
Павел узнал новости днём. Его лицо вытянулось.
— Что значит «улучшение»? — резко спросил он врача. — Вы же говорили…
— Я говорил о вероятностях, — сухо ответил Семён Павлович. — Сейчас ситуация меняется.
Павел зашёл в палату позже обычного. Его улыбка была натянутой.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Лучше, — ответила Элина. — Намного лучше.
Он сел, сцепив пальцы.
— Это… неожиданно.
— Для тебя? — уточнила она.
Он поднял взгляд.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего, — мягко сказала Элина. — Просто радуюсь жизни.
Через неделю её перевели из реанимации в обычную палату. Павел нервничал всё сильнее. Он часто звонил, срывался, раздражался на персонал. Тамара Павловна приходила реже.
Однажды Элина попросила принести ей ноутбук.
— Мне нужно проверить документы, — объяснила она. — На случай… если что-то пойдёт не так.
Павел напрягся.
— Тебе сейчас не до работы.
— Это мой бизнес, — спокойно ответила она. — И я хочу убедиться, что всё в порядке.
Он не решился возразить.
В тот же день Элина связалась с адвокатами, нотариусами, службой безопасности клиники. Всё происходило тихо, без лишнего шума.
Через три дня Павлу вручили повестку.
Он побледнел.
— Что это? — спросил он, ворвавшись в палату.
— Начало, — ответила Элина. — Садись.
— Ты что-то задумала, — прошипел он.
— Да, — согласилась она. — Я выжила.
Он рассмеялся нервно.
— Ты больна. Тебе кажется.
— Тогда почему у меня есть записи? — она нажала кнопку на ноутбуке.
Из динамиков раздался его голос. Тот самый шёпот. Про дом. Про деньги. Про ожидание смерти.
Павел рухнул на стул.
— Ты… ты всё слышала?
— Да, — сказала Элина. — До последнего слова.
В палату вошли люди. Следователь. Адвокат. Охрана.
Тамара Павловна была задержана в тот же день.
Суд длился недолго. Доказательств оказалось достаточно. Попытка мошенничества, сговор, давление, подделка медицинских документов.
Павел смотрел на Элину через стекло, не узнавая женщину, которую когда-то считал своей добычей.
Она же сидела спокойно. Прямая спина. Ясный взгляд.
Через полгода Элина Сергеевна вернулась к работе. Клиника изменилась. Персонал — тоже.
Лена больше не мыла полы. Она училась на медсестру. Операция её сестры прошла успешно.
Однажды Элина остановилась у окна своего кабинета и улыбнулась.
Она действительно была близка к смерти.
Но в тот момент, когда муж решил,