Наследство открыло правду о муже и свекрови
— Вышла от нотариуса с кругленькой суммой в руках. Но дома услышала разговор мужа с его мамашей — и у меня дар речи пропал
Екатерина вышла из нотариальной конторы и остановилась на каменных ступенях, крепко прижимая к себе плотную папку с документами. По двору тянулся сырой осенний ветер, пахнущий мокрой листвой и далёкими кострами, а лёгкий шарфик упорно пытался сорваться с плеч, будто подталкивая её к новой жизни. Небо нависало низко и тускло, но внутри разливалось спокойное, почти физическое чувство освобождения.
Сумма, указанная в оформленных бумагах, казалась нереальной. Семизначное число смотрелось так, словно кто-то перечеркнул прежние заботы, оставив перед ней чистый лист. В памяти всплывала Варвара Ильинична — двоюродная тётя, которая всю свою жизнь жила скромно: шила одежду на заказ, откладывала каждую копейку, не позволяла себе ни лишних покупок, ни путешествий. После смерти мужа она так и осталась в старом пригородном доме — деревянном, с вычурными наличниками и садом, где ещё этой осенью цвели её любимые астры.
Екатерина навещала тётю каждое воскресенье, привозила домашнюю выпечку, слушала её рассказы, помогала по хозяйству. Остальные родственники появлялись редко, в основном по праздникам с формальными открытками. Когда в августе Варвара Ильинична тихо ушла из жизни, Екатерина переживала утрату, словно потеряла родного человека. И через месяц ей пришло письмо от нотариуса. Конверт с печатью, строчки, от которых защемило в груди: тётя оставила ей всё — свои сбережения и половину дома.
Сегодня были подписаны последние документы. В нотариальной конторе всё прошло быстро: несколько печатей, пара десятков signatures, сдержанный голос служащего. Молодая секретарь проводила её тёплой улыбкой. Екатерина вышла на улицу, присела на скамейку у клумбы, где ещё держались последние бархатцы, и медленно раскрыла папку. Цифры снова мелькнули перед глазами, будто подтверждая, что всё это действительно происходит. Деньги должны поступить на счёт в течение пяти дней.
Мысли крутились вокруг возможностей, которые теперь открывались. Можно помочь родителям: в деревне у них старый дом, крыша давно требует ремонта. Можно закончить ремонт в собственном жилье — тот самый, который они с Романом начинали два года назад. Можно позволить себе вещи, которые раньше казались роскошью: удобную мебель, языковые курсы, путешествие за город без оглядки на бюджет.
Екатерина поднялась и направилась к остановке. Автобус подъехал почти сразу. Она села у окна, положила папку на колени и наблюдала, как за стеклом проносятся витрины, дворы, лица прохожих. Казалось, что всё вокруг изменилось — не резко, а мягко, как переворачивается страница толстой книги.
Дойдя до своего дома, она вошла в подъезд, поднялась на четвёртый этаж, достала ключи и открыла дверь. И в ту же секунду остановилась как вкопанная.
В коридоре стояла пара мужских кроссовок. Огромных, грязных, явно не из этой квартиры. На кухне громыхала посуда. В их с Романом доме. Причём оба должны были быть на работе.
Сердце ухнуло вниз, но потом Екатерина услышала приглушённый напев — старую песню, которую она знала с детства.
Галина Фёдоровна.
Екатерина глубоко вдохнула, пытаясь собраться. Голос свекрови доносился из кухни — мелодичный, уверенный, будто хозяйка этой квартиры была именно она. Екатерина осторожно сняла обувь, поставила сумку в угол и шагнула вперёд, стараясь не шуметь.
На кухне стояла Галина Фёдоровна, уперев руки в бока. Возле плиты суетился Роман — в домашней футболке и спортивных брюках, хотя утром он вышел в пиджаке, уверяя, что уезжает на важную встречу. На столе уже лежали очищенные овощи, накрытая тарелка и даже мелко нарезанная зелень. Всё это выглядело так, будто они здесь были уже давно.
— Мам, я же говорил, она не сразу вернётся, — пробормотал Роман, когда заметил жену. — У неё дела сегодня.
Галина Фёдоровна повернулась, смерив Екатерину быстрым взглядом, в котором мелькнуло и любопытство, и превосходство.
— Наконец-то, — произнесла она тоном человека, привыкшего диктовать. — Мы тут подумали… нужно кое-что обсудить.
Екатерина молча опустилась на стул, чувствуя, как в груди растёт напряжение. Она ещё не успела привыкнуть к тому, что случилось утром, а дома её уже ждал новый удар.
— Значит так, — начала свекровь, сложив руки на груди. — Роман рассказал мне о наследстве. Я рада за вас… конечно, хорошо, когда в семье появляются средства. Но нужно думать наперёд.
Роман отвёл взгляд, вытирая нож о полотенце.
— Какие средства? — осторожно спросила Екатерина. — Деньги ещё даже не поступили на счёт.
— Это неважно, — отмахнулась Галина Фёдоровна, будто речь шла о пакете молока. — Важен сам факт. И мы решили, что portion этих денег следует использовать с умом.
Она сделала паузу, глядя прямо в глаза невестке:
— Роман планирует открыть мастерскую. Помещение уже присмотрели. Нужно только вложение. Ты же понимаешь, что это поможет всей вашей семье?
Екатерина оцепенела. Вложение? Мастерская? Он не говорил ей об этом ни словом.
— Мы? — уточнила она холодно. — Кто «мы»?
Свекровь улыбнулась слишком сладко.
— Ну как же… мы с Ромочкой. Он советовался со мной. Молодому мужчине нужно развитие, перспектива, свой бизнес. Ты же должна поддерживать мужа.
Екатерина перевела взгляд на мужа, и тот поспешил вставить:
— Катя, это шанс. Реальный. Мама просто помогает советом. Нам нужны деньги на старт, и всё пойдёт в гору.
Он говорил, избегая её глаз. Именно это сбило её с толку сильнее всего.
— И сколько вы собираетесь вложить? — спросила она тихо.
Галина Фёдоровна пожала плечами.
— Да половину-то точно. Может, чуть больше. Всё равно у тебя теперь ещё дом, земля… Не обеднеете.
Екатерина почувствовала, как каждое слово будто тянет её вниз, в холодную пропасть.
— Это не обсуждалось, — твёрдо произнесла она. — И не будет обсуждаться.
— Как это «не будет»? — вспыхнула свекровь. — Ты обязана думать о семье! Эти деньги упали тебе в руки, а мой сын вкалывал годами! Он заслужил шанс!
Роман поднял глаза:
— Катя… ты же видишь, это важно. Я давно хотел начать своё дело.
— Тогда почему ты ни разу мне об этом не говорил? — спросила она, и голос её задрожал.
Муж замялся. Свекровь отвела взгляд, изображая возмущение.
— Потому что ты всё время занята была своими поездками к этой старушке! — процедила она. — Тётку жалела, а мужика — нет!
Эти слова ударили в солнечное сплетение. Екатерина встала.
— Варвара Ильинична была мне близким человеком. И она оставила мне наследство, а не вам. Эти деньги — на будущее. На нашу жизнь. На ремонт. На помощь моим родителям. Не на твою мастерскую, Роман, о которой я впервые слышу.
Галина Фёдоровна скрестила руки.
— Значит так, — сказала она ледяным тоном. — Если ты не собираешься помогать нашему Ромочке, значит, ты не хочешь нормальной семьи. А раз так, мы подумаем, стоит ли вообще терпеть такие… капризы.
— Мам, не надо… — пробормотал Роман, но выглядел он так, будто всё происходящее его скорее устраивало, чем шокировало.
Екатерина смотрела на них обоих — и наконец поняла.
Не мастерская была главной целью.
И не помощь сыну.
Галина Фёдоровна просто хотела контролировать всё: деньги, решения, жизнь сына.
А Роман был готов подыгрывать ей, лишь бы не брать ответственность на себя.
За эти годы она ни разу не слышала от них благодарности за своё терпение. За то, что тащила дом, работала, обеспечивала стабильность.
Теперь же её наследство объявили общим ресурсом, которым распоряжаться собирались без неё.
Екатерина отвернулась и направилась в спальню. За спиной раздалось раздражённое сопение свекрови.
— Вот видишь, Ромочка, — сказала она громко. — Эгоизм у людей сейчас страшный. Даже с близкими поделиться жалко.
— Мам… перестань, — тихо ответил он, хотя не было слышно, чтобы он сделал шаг вслед за женой.
Екатерина закрыла за собой дверь. Спальня была маленькая, но уютная. Под окном стоял комод, на стене висели фотографии с их путешествий, когда всё ещё казалось простым и честным. Она присела на край кровати, прижала ладони к глазам — внутри поднималась волна гневной, но холодной ясности.
Прошлого уже не вернуть.
Они давно живут как чужие.
Сегодняшняя сцена только расставила точки над «i».
Через минуту за спиной послышались осторожные шаги. Роман вошёл, закрыв дверь.
— Катя, ну ты же понимаешь, мы ради будущего. Это ведь наш шанс. И ты слишком остро реагируешь, мама
— Твоя мама всегда вмешивается, — перебила она. — Всегда. Она решает, куда мы поедем летом, что купим на кухню, когда приходить к вам в гости. И теперь она решила, как мне распорядиться наследством.
Он молчал.
— Я устала, Роман. Очень. И сегодня я ясно увидела: в этой семье моё мнение ничего не значит.
Он попытался подойти ближе, но Екатерина подняла руку, останавливая его.
— Я поеду на пару дней к родителям, — спокойно сказала она. — Мне нужно подумать. Не звоните мне. Ни ты, ни она.
— Катя… да перестань, — взмолился он. — Ты драматизируешь. Мы просто хотели поговорить.
— Вы решили всё за меня, — тихо ответила она. — И это не разговор.
Она поднялась, достала из шкафа сумку и стала складывать в неё вещи. Роман метался рядом, пытаясь что-то сказать, но его слова звучали бессмысленно.
Через несколько минут Екатерина вышла в коридор. Свекровь сидела на диване, глядя на неё с торжествующим выражением.
— Надеюсь, ты остынешь и одумаешься, — бросила она.
— Надеюсь, — ответила Екатерина, застёгивая куртку. — Но не на то, на что надеетесь вы.
Она вышла, не хлопнув дверью. Просто закрыла её тихо, как закрывают последнюю страницу в книге, которую больше никогда не будут перечитывать.
Поездка в деревню заняла четыре часа. Дорога, поля за окном, редкие деревья — всё успокаивало. Родители встретили её с тревогой, но она лишь сказала, что устала и хочет отдохнуть. Ночью долго не могла уснуть: думала о тёте, о наследстве, о том, как легко близкие превращаются в чужих, когда речь идёт о деньгах.
На следующий день она позвонила нотариусу и уточнила детали перевода средств. Потом позвонила по номеру знакомого риэлтора, чтобы узнать стоимость тётиного дома, если она захочет продать свою долю. Затем нашла в интернете курсы итальянского.
К вечеру её мысли выстроились в чёткую линию.
Она позвонила Роману. Он взял трубку почти сразу, будто ждал её звонка.
— Катя! Слава Богу… Я извинился бы раньше, но ты просила не звонить…
— Я решила, — сказала она спокойно. — Насчёт всего.
Он замолчал.
— Я не вернусь, Роман. Между нами пустота, и она растёт уже давно. Нас связывает только привычка. И твоя мама, которая считает меня приложением к твоей жизни. Я больше так не хочу.
— Ты что, серьёзно? — произнёс он глухо. — Из-за какого-то разговора всё рушишь?
— Не из-за разговора. А из-за того, что этот разговор показал правду.
Он шумно выдохнул, пробурчал что-то похожее на оправдание. Потом сказал:
— И что теперь?
— Теперь мы разойдёмся, — ответила Екатерина. — Спокойно, без скандалов. Квартиру оставлю тебе. Я не претендую.
— Кать… — его голос сорвался. — Я не хочу развод.
— А я не хочу жить так, как мы живём. И не хочу продолжать слушать твои мамины планы для нашей семьи.
Тишина.
Через неделю Екатерина вернулась в город. Она сняла небольшую студию рядом с парком, оформила перевод денег, подала заявление на развод.
Роман приехал только один раз — бледный, потерянный. Пытался что-то доказать, просил подумать ещё. Но она уже всё решила.
Один раз позвонила и свекровь — её голос был холоден и колюч.
— Вот что тебе эта старуха оставила? — процедила она. — Одни неприятности. Всё испортила!
Екатерина спокойно ответила:
— Нет. Это вы испортили. А тётя подарила мне шанс на новую жизнь.
После этого звонки прекратились.
Прошло два месяца.
Деньги она распределила разумно: часть положила на вклад, часть вложила в ремонт родительского дома. Съездила в пригород — привела в порядок половину тётиного сада, обновила старый дом, решив не продавать.
А ещё она записалась на итальянский и купила билеты в небольшой городок у озера Комо — туда, о чём мечтала много лет.
Перед вылетом она собрала чемодан, подошла к окну, открыла его и глубоко вдохнула свежий зимний воздух.
Варвара Ильинична будто была рядом.
— Спасибо, — прошептала Екатерина. — Я больше не живу чужой жизнью.
Она закрыла окно, взяла чемодан и вышла в коридор.
Впереди был новый этап, в котором не было места ни приказам, ни давлению, ни людям, считающим чужие деньги своими.
Она впервые почувствовала себя лёгкой.