Смерть хирурга стала ответом матери горькой

1986 год. Женщина решила отомстить врачам, по чьей ошибке утратила единственного сына

Эти события произошли в Москве в 1986 году.

В одну из городских клиник вызвали милицию: в ординаторской обнаружили тело ЛОР-хирурга Олега Каплунца. Он считался выдающимся специалистом, опытным и уважаемым человеком, находившимся на пике профессиональных сил. Его внезапная смерть шокировала весь медперсонал. Но ещё сильнее сотрудников потрясли выводы экспертов: причиной гибели послужил яд. Стало ясно, что это умышленное убийство. Исследование показало, что стрихнин был подмешан в кофе, чашка которого стояла рядом с телом врача.

Следствие выдвинуло две основные версии — мотивом могли стать месть или зависть. Однако коллеги отзывались о Каплунце исключительно тепло, подчёркивая, что у него не было недоброжелателей. Пациенты ценили хирурга, благодарили за рискованные и сложные операции, которые он успешно проводил, нередко берясь за почти безнадёжные случаи. Он действительно был мастером своего дела.

И всё же следователи не исключали: возможно, однажды доктор всё-таки кому-то помешал

Расследование началось почти сразу, однако первые часы продвигались медленно. Проверялись сотрудники отделения, санитарки, дежурные медсёстры, технический персонал, интерны, охрана. Казалось, никто не мог объяснить, как посторонний человек проник в ординаторскую, где почти всегда кто-то находился. Помещение располагалось рядом с операционным блоком, вход туда контролировался строже, чем в другие части больницы. Тем не менее факт оставался фактом: чашка с ядом появилась именно там.

Следователи изучали журнал посещений, опрашивали всех, кто видел хирурга в последние часы. Каплунец вошёл в ординаторскую примерно в восемь утра. Он собирался обсудить детали предстоящей операции и просматривал историю болезни пациента. Медсестра, по её словам, зашла через пятнадцать минут, но, увидев врача, склонившегося над документами, не стала мешать. По её словам, запах кофе чувствовался отчётливо, однако в этом не было ничего странного: хирург почти всегда начинал утро с крепкого напитка. В девять часов его уже нашли без сознания, а через несколько минут констатировали смерть.

Поначалу подозрения пали на одного из санитаров, который имел доступ ко всем кабинетам. Но мужчина работал в больнице десять лет, уважал погибшего и по-настоящему переживал случившееся. Экспертиза не выявила на его одежде или руках следов стрихнина. К тому же у него имелось железное алиби: в момент, когда доктор выпил кофе, санитар занимался доставкой медицинских принадлежностей на другой этаж. Камеры наблюдения фиксировали его перемещения.

Следователь майор Грачёв понимал, что дело не будет простым. Слишком много вопросов, почти никаких улик. Однако спустя несколько дней появилась зацепка, которую изначально никто не воспринял как нечто значимое. На пороге больницы заметили женщину средних лет, которая почти каждый день приходила к зданию, но внутрь не заходила. Она стояла у входа, смотрела на окна ЛОР-отделения и уходила лишь тогда, когда вечера становилось слишком холодно. Сотрудница регистратуры рассказала, что однажды пыталась с ней поговорить, но незнакомка резко отвернулась и поспешила прочь.

Эту женщину видели и раньше — около года назад она обращалась в больницу с мальчиком десяти лет. Ей подсказали, куда идти, и она исчезла в коридоре. Ни фамилию, ни диагноз никто не запомнил, ведь таких случаев было немало. Но теперь эта фигура снова появилась, и следствие решило выяснить, кто она.

Спустя сутки женщину нашли. Её звали Антониной Гориной. Она проживала на окраине Москвы, работала на швейной фабрике. Грачёв пришёл к ней домой, однако разговор не задался. Антонина выглядела измученной, осунувшейся, словно за короткое время постарела на несколько лет. Она отвечала односложно, избегала взглядов и утверждала, что не имеет отношения к больнице.

Однако опытный следователь заметил признаки глубоких переживаний. Он поручил оперативникам собрать сведения о её семье. Тогда и выяснилось, что у Антонины действительно был сын — Андрей. Ровно год назад мальчик умер в той самой больнице, где работал Каплунец.

Эта информация изменила ход расследования. Теперь всё складывалось в тревожную картину — мотив мести стал более чем вероятным. Но требовалось понять, была ли у матери реальная причина винить хирурга в гибели ребёнка.

Грачёв запросил историю болезни мальчика. Андрей поступил в приёмное отделение с сильным приступом астмы. Его состояние оценили как тяжёлое, но стабилизируемое. Однако через несколько часов ребёнку стало хуже, началась острая дыхательная недостаточность. Дежурный врач отправил мальчика на операцию для устранения перекрытия дыхательных путей. Оперирующим хирургом был Олег Каплунец.

В материалах указано, что во время вмешательства возникло осложнение — отёк слизистой, который затруднил вентиляцию лёгких. Команда реанимации пыталась восстановить дыхание, но усилия не увенчались успехом. Андрея не стало.

Официальное заключение гласило: смерть наступила вследствие тяжёлого течения основного заболевания. Ошибок врачей комиссия не выявила. Казалось, всё ясно. И всё же мать, вероятно, считала иначе.

Когда Антонину снова пригласили на беседу, она прятала руки, словно боялась выдать дрожь. После нескольких минут напряжённой тишины она попросила закрыть дверь. Грачёв кивнул. Женщина тяжело вздохнула, подбородок задрожал, губы побелели.

—Вы уверены, что хотите знать правду?—спросила она дрогнувшим голосом.

Следователь не ответил, но выражение его лица говорило достаточно.

—Тогда слушайте, — прошептала она.

Антонина рассказала, что в день смерти сына врачи долго не допускали её в отделение. Она сидела в коридоре, слышала только приглушённые голоса. Женщина утверждала, что врач, которого позже узнала как Каплунца, вышел из операционной и сказал, что «ситуация была сложной, но они сделали всё возможное». Однако что-то в его тоне показалось ей странным, почти равнодушным. Она почувствовала, что он скрывает что-то важное.

Через неделю после похорон Антонина вернулась в больницу. Она хотела поговорить с заведующим. Пока ждала, услышала, как две медсестры обсуждали операцию. Одна сказала: «Да зря он так поторопился. Надо было дождаться анестезиолога, а он решил справиться сам. Вот и результат». Другая добавила: «Его самоуверенность когда-нибудь до беды доведёт». Эти слова прорезали сердце матери, превратив боль в ярость.

Она не стала вмешиваться, не выказала присутствия. Но с того дня жизнь Антонины изменилась. Она перестала видеть смысл существования, не могла работать, ночами плакала, винила медиков, винила себя, винила весь мир. Сын был всем, что у неё было. И вот его не стало.

Однако призналась ли она в убийстве Каплунца? Нет. Женщина сказала, что лишь приходила к больнице, потому что не могла иначе. Она смотрела на окна, вспоминала ребёнка и тихо уходила. Отраву, по её словам, она не покупала, к кабинету не подходила.

Слова Антонины звучали искренне, но Грачёв чувствовал — что-то она скрывает.

Изучив её окружение, следователи выяснили, что за последние месяцы женщина посещала несколько аптек, где интересовалась препаратами от грызунов, среди которых встречались смеси, содержащие стрихнин. Но доказать покупку не удалось: перешёптывания фармацевтов оказались слишком расплывчатыми.

Расследование заходило в тупик. Но однажды произошёл поворот. На складском помещении больницы обнаружили коробку с использованными пробирками и флаконами. Среди них лежала маленькая ампула, ранее содержавшая слабый раствор для промывки инструментов. Внутри ампулы обнаружили следы стрихнина. На стекле сохранились отпечатки пальцев. Экспертиза установила совпадение — это были отпечатки Антонины Гориной.

Женщину задержали. Она не сопротивлялась, хотя выражение лица стало странно спокойным, почти безмятежным. На допросе она молчала. Грачёв пытался разговаривать с ней мягко, иногда более резко. Но Антонина будто погрузилась в себя, не желая ни оправдываться, ни спорить.

Только на третий день она заговорила. Тихим голосом, глядя в одну точку.

—Я не хотела, чтобы он мучился, — сказала она. —Не физически. Душевно.

Следователь не понял.

—Кто?—спросил он.

—Он, — прошептала она. —Тот врач. Который потерял моего сына. Он ходил, улыбался, пил свой кофе, делал вид, что ничего не случилось. А мой Андрей уже не дышал. Он жил дальше, будто его ошибки не разрушили мою жизнь. Я смотрела на него и понимала — он никогда не вспомнит о мальчике. Для него это был один из сотен случаев. Для меня — конец всего.

Антонина рассказала, что несколько недель наблюдала за Каплунцем. Она узнала, когда он приходит на работу, как проводит утро, где пьёт кофе. В тот день она вошла в больницу под видом посетительницы, несущей передачу для пациента. Санитарка на проходной махнула рукой, не вглядываясь в лицо — поток людей был бесконечным. Проникнув в ординаторскую во время короткой паузы, Антонина достала маленький пузырёк со стрихнином. Она заранее растворила кристаллы в чайной ложке воды, чтобы яд быстрее подействовал. Всё заняло меньше минуты.

—Почему вы выбрали именно его?—спросил Грачёв. —В комиссии указано, что ошибка была не доказана.

Антонина горько улыбнулась.

—Потому что он должен был спасти, — сказала она. —Он обязан был. Он был хирургом, мастером. Его называли лучшим. Тогда почему мой ребёнок умер?..

Следователь тяжело вздохнул. Внутри него боролись профессиональный долг и человеческое сочувствие. С одной стороны, перед ним сидела убийца. С другой — сломанная мать.

Перед судом женщина признала вину. Однако следствие установило, что Каплунец действительно допустил нарушение протокола, начав операцию без присутствия анестезиолога. Ошибка не стала единственной причиной гибели мальчика — болезнь была тяжёлой, но именно нарушение процедуры ухудшило ситуацию. Комиссия, возможно, не хотела портить репутацию известного специалиста, а потому официально не признала нарушение.

Этот факт стал смягчающим обстоятельством, но не отменил вину Антонины. Суд назначил длительный срок заключения. В момент оглашения приговора женщина не плакала. Она стояла неподвижно, будто всё уже произошло раньше и теперь для неё не имело значения.

После процесса многие обсуждали случившееся. Кто-то считал Антонину преступницей, которая не имела права распоряжаться чужой жизнью. Другие говорили, что её довели отчаяние, боль и несправедливость. Но истина была сложнее. В трагедии участвовали все: доктор, мать, система, не сумевшая защитить ни того, ни другого.

Больница изменила протоколы после громкого дела. Теперь каждая сложная операция проводилась при обязательном присутствии анестезиолога и старшей медсестры. Документы оформлялись тщательнее. Однако эти меры пришли слишком поздно для двух жизней — мальчика и хирурга.

Антонина отправилась в колонию. Она прожила там тихо, не вступая в конфликты, помогая в швейном цехе. Заключённые редко слышали её голос. Но иногда, ночью, женщины в соседних камерах рассказывали, что слышали её шёпот. Она будто разговаривала с кем-то, произнося одно имя.

Андрей.

Годы прошли. О её деле забыли. Но память о трагедии осталась в стенах той больницы. Некоторые сотрудники говорили, что каждый раз, когда они заваривают утренний кофе, вспоминают о докторе Каплунце. А у входа время от времени видят женщину, похожую на Антонину. Она стоит, смотрит на окна и исчезает, когда к ней подходят. Охрана уверяет, что это всего лишь совпадение.

Но те, кто помнил историю до мельчайших деталей, знали

Читайте другие, еще более красивые истории»👇

некоторые раны не заживают никогда.

Конец.