Тайна блока Ж и рождение детей необъяснимое

Заключённые женщины забеременели в одиночных камерах — когда служба безопасности подняла архив видеонаблюдения, шок испытали все…

В первые месяцы 2023 года в женской исправительной колонии под названием «Горское сияние», в корпусе «Ж», где содержались особо опасные преступницы, произошло тревожное происшествие. Сразу несколько осуждённых, находившихся в строгой изоляции, почти одновременно потеряли сознание прямо в своих одиночных камерах.

Их срочно доставили в медицинское крыло учреждения. После серии обследований врачи пришли к выводу, который поверг в изумление не только персонал, но и руководство колонии: все эти женщины оказались беременны, причём каждая — на своём сроке.

Ситуация казалась невозможной. Почти год они находились в полном одиночестве, без каких-либо контактов с мужчинами, под постоянным контролем и круглосуточным видеонаблюдением…

Сериал Метод 2015

Руководство колонии оказалось в состоянии, близком к панике. Начальник учреждения, полковник внутренней службы Артём Сергеевич Лазарев, потребовал немедленного доклада. За двадцать лет службы он видел многое — бунты, симуляции болезней, попытки давления через СМИ, — но подобного случая не было ни в одном учебнике.

Женщин временно перевели из одиночных камер в изолированное медицинское крыло. Каждую разместили отдельно, усилив охрану. Камеры наблюдения в палатах работали круглосуточно, дежурные медсёстры менялись каждые четыре часа, все входы и выходы фиксировались.

Первым шагом стала проверка документации. Журналы посещений, смен охраны, отчёты медперсонала — всё поднимали за последние двенадцать месяцев. Бумаги сходились идеально. Ни одного нарушения. Ни одного пропуска. Ни одной «серой зоны».

Тогда Лазарев отдал приказ проверить видеозаписи.

Архив видеонаблюдения в «Горском сиянии» хранился на отдельном сервере. Доступ к нему имели всего три человека. Просмотр начали с камер в коридорах, затем — внутри одиночных камер. Сотни часов однообразной картинки: женщины сидят, ходят, читают, спят, смотрят в потолок. Никаких посторонних. Никаких визитов. Ни на минуту.

Однако на третьи сутки анализа один из специалистов, молодой техник по фамилии Орлов, попросил остановить запись.

— Перемотайте назад. Медленно.

Кадр был обычным: камера №17, заключённая Марина Кольцова, приговорённая к пожизненному сроку. Она сидела на койке, обхватив колени. Свет был приглушён. Но на долю секунды изображение словно дрогнуло — не как сбой, а как будто кадр «провалился».

— Видите? — тихо сказал Орлов. — Вот здесь. Это не стандартная помеха.

Лазарев нахмурился.

— Увеличьте.

При максимальном приближении стало видно странное искажение — будто тень, не имеющая источника. Она появлялась на секунду, а затем исчезала.

— Это может быть дефект кодирования, — неуверенно сказал другой специалист.

— Тогда почему только в этих камерах? — спросил Лазарев.

Проверка показала: подобные «провалы» присутствовали исключительно в тех одиночных камерах, где находились беременные заключённые. Причём происходили они всегда ночью, в промежутке между 02:00 и 03:00.

На следующий день в колонию прибыла комиссия из Москвы. Следственный комитет, ФСИН, независимые эксперты. Допросы начались немедленно.

Женщин опрашивали по отдельности. Каждая из них утверждала одно и то же: никакого контакта с мужчинами не было. Ни охраны, ни врачей, ни других заключённых. Но в показаниях всё же появлялись странные совпадения.

— Мне снились сны, — сказала одна из них, Светлана Егорова. — Очень реальные. Я просыпалась с ощущением, будто кто-то был рядом. Но в камере — никого.

— Я слышала шаги, — призналась другая. — Не снаружи. Внутри. Как будто пол дышал.

Третья долго молчала, а потом сказала почти шёпотом:

— Я думала, что схожу с ума. Что одиночество делает своё дело.

Психиатры разводили руками. Ни одна из женщин ранее не демонстрировала признаков психоза. Более того, медицинские анализы подтверждали: беременность развивалась нормально, без патологий, словно зачатие произошло естественным путём.

Тем временем в колонии начали происходить новые странности.

Охранники жаловались на резкие перепады температуры в ночные часы. Электроника в блоке «Ж» иногда выходила из строя без объяснимых причин. Камеры на несколько секунд теряли фокус, а затем работали как ни в чём не бывало.

Однажды ночью дежурный офицер заметил, что датчики движения в пустом коридоре сработали одновременно, хотя на экранах никого не было.

— Крысы, — пробормотал он.

Но крыс там не водилось уже много лет.

Лазареву начали звонить из вышестоящих инстанций всё чаще. Его просили «держать ситуацию под контролем» и «не допускать утечек». Однако слухи всё равно просочились. Сначала — на закрытых форумах, затем — в анонимных телеграм-каналах.

«Беременность без контакта», «эксперимент», «секретный объект» — версии множились с пугающей скоростью.

Комиссия настояла на установке дополнительного оборудования. Новые камеры, независимая система записи, инфракрасные датчики, тепловизоры. Всё подключили в течение суток.

В первую же ночь данные начали поступать с задержкой.

На тепловизорах появлялись слабые силуэты, не совпадающие с человеческими формами. Они фиксировались лишь на доли секунды и исчезали, не оставляя следов.

— Это невозможно, — повторяли инженеры. — Такое не может регистрироваться.

Но регистрировалось.

Беременные женщины тем временем начали меняться. Не внешне — внутренне. Они стали спокойнее. Тише. Некоторые перестали жаловаться на условия, другие подолгу сидели, положив руки на живот, словно прислушиваясь к чему-то.

— Они реагируют не как обычные будущие матери, — заметила врач-гинеколог. — Будто чувствуют нечто большее.

Одна из заключённых однажды сказала медсестре:

— Он не один.

— Кто? — растерялась та.

Женщина лишь улыбнулась и отвернулась к стене.

Через несколько недель анализы показали ещё одну странность: сердцебиение плодов иногда синхронизировалось между собой, даже когда матери находились в разных помещениях.

— Это статистически невозможно, — сказал кардиолог.

Но данные упрямо подтверждали факт.

В Москве начали говорить о временном закрытии блока «Ж». Однако перевести женщин было некуда — ни одна другая колония не соглашалась принять их. Формально — из-за режима. Неофициально — из-за страха.

А в «Горском сиянии» ночи становились всё длиннее.

Охрана всё чаще слышала тихие звуки, напоминающие шёпот, идущий будто из самих стен. Камеры иногда фиксировали, как тени в камерах беременных двигались независимо от света.

Лазарев почти не спал. Он перечитывал отчёты, смотрел записи снова и снова, пытаясь найти логическое объяснение. Но логика рассыпалась, как песок.

Однажды под утро он получил сообщение с закрытого канала связи. Без подписи. Всего одна строка:

«Вы наблюдаете не начало. Вы наблюдаете возвращение».

Он поднял глаза на экран с камерами. В этот момент сразу в нескольких одиночных камерах женщины одновременно открыли глаза — словно по сигналу.

Отключение света длилось ровно сорок три секунды. Когда аварийное питание восстановилось, камеры включились автоматически, и дежурные офицеры замерли перед экранами.

Во всех одиночных камерах блока «Ж» беременные женщины стояли на ногах. Не лежали, не сидели — стояли, выпрямив спины, глядя прямо перед собой. Их взгляды были спокойными, почти отрешёнными. Ни паники, ни страха.

Полковник Лазарев выбежал в диспетчерскую.

— Немедленно поднять весь персонал. Медиков — сюда. Комиссию — оповестить.

Через несколько минут в коридорах блока зазвучали шаги. Но чем ближе подходили люди к камерам, тем сильнее ощущалось странное давление, словно воздух стал гуще. Некоторые охранники замедляли шаг, другие инстинктивно прижимали ладонь к груди.

Врач-гинеколог Анна Михайловна первой решилась войти в камеру Марины Кольцовой.

— Марина… вы меня слышите?

Женщина медленно повернула голову.

— Слышу, — спокойно ответила она. — Всё почти закончено.

— Что именно? — осторожно спросила врач.

Марина опустила взгляд на живот.

— Наш срок подошёл.

В этот же момент аппаратура в медицинском крыле подала сигнал. Мониторы фиксировали резкий скачок активности у всех беременных одновременно. Показатели совпадали с точностью до секунды.

Начались роды.

Но они проходили не так, как ожидали врачи.

Не было криков боли. Не было паники. Женщины дышали ровно, словно следовали одному и тому же ритму. Медперсонал работал молча, будто подчиняясь невидимой инструкции.

Первый ребёнок родился через двадцать минут.

Мальчик. Здоровый. Сильный. Он закричал — обычным, человеческим криком. Никаких внешних аномалий. Те же показатели, что у любого новорождённого.

За ним — второй. Третий. Четвёртый.

Все дети были рождены в течение одного часа.

Когда последний ребёнок появился на свет, странные явления прекратились так же внезапно, как и начались. Температура в блоке стабилизировалась. Электроника перестала сбоить. Камеры фиксировали обычную картину.

Тишина.

Комиссия работала без сна трое суток. Детей обследовали лучшие специалисты, доставленные срочным бортом. Генетические тесты, МРТ, анализы крови — всё указывало на одно: дети были абсолютно нормальными.

— Тогда как это объяснить? — спросил Лазарев на закрытом совещании.

Ответа не было.

Решение пришло из Москвы на четвёртый день. Гриф — «совершенно секретно».

Женщин официально признали жертвами чрезвычайных обстоятельств. Их дела пересмотрели в ускоренном порядке. Приговоры смягчили. Некоторым заменили пожизненные сроки на фиксированные, другим — дали шанс на условное освобождение.

Детей изъяли из системы ФСИН. Формально — для защиты. Фактически — под контроль.

Каждому ребёнку присвоили кодовое имя. Их распределили по разным учреждениям, в разных регионах, чтобы исключить любой контакт друг с другом.

Матерям сообщили, что дети живы. Но встречи были запрещены.

— Это временно, — говорили им. — В интересах безопасности.

Прошло шесть месяцев.

Блок «Ж» официально закрыли. Камеры демонтировали. Оборудование вывезли. Колонию «Горское сияние» перепрофилировали, а часть зданий законсервировали.

Полковник Лазарев ушёл в отставку. По собственному желанию.

В своём последнем отчёте он написал одну фразу:

«Мы столкнулись с явлением, к которому не были готовы — ни законом, ни наукой».

Этот отчёт положили в архив. Без комментариев.

А дети росли.

В разных городах, в разных семьях, под разными фамилиями.

Но примерно в одно и то же время воспитатели начали замечать странные совпадения.

Дети одновременно делали первые шаги. В одну неделю.

Одновременно начинали говорить.

Иногда — произносили одинаковые слова, не зная друг друга.

Один из приёмных отцов рассказал, что его сын среди ночи вдруг сел в кроватке и произнёс:

— Они далеко, но я их чувствую.

Психологи списали это на воображение.

Через три года один из детей во время медицинского осмотра посмотрел врачу прямо в глаза и спросил:

— Почему вы нас разъединили?

— Кого «нас»? — растерялась женщина.

Ребёнок не ответил.

Когда детям исполнилось пять, в разных учреждениях произошёл сбой электронных систем. Одновременно. На несколько секунд.

Ровно на сорок три секунды.

В это же время все дети, где бы они ни находились, замолчали и посмотрели в одну сторону — туда, где когда-то стоял блок «Ж» колонии «Горское сияние».

Никто этого не связал.

Кроме одной женщины.

Анна Михайловна, та самая врач-гинеколог, не смогла забыть произошедшее. Она сохранила копии некоторых медицинских данных — неофициально, на старом внешнем носителе.

Однажды ночью она снова открыла файлы и наложила показатели детей друг на друга.

Совпадение было идеальным.

Сердечные ритмы. Нейронная активность. Фазы сна.

— Вы не отдельные, — прошептала она. — Вы — система.

Она попыталась связаться с бывшим руководством. Ответа не получила.

Через неделю к ней пришли. Вежливо. Спокойно. Попросили передать носитель.

— Это в интересах всех, — сказали ей.

Она отдала.

А в одном из детских домов мальчик с кодовым именем «С-17» впервые увидел сон, в котором были все остальные. Они стояли рядом. Не в камерах. Не за стенами.

На открытом пространстве.

— Скоро, — сказал кто-то из них.

Мальчик проснулся и улыбнулся.

Экран видеоняни на мгновение исказился.

И где-то глубоко под землёй, на месте законсервированного блока «Ж», снова едва заметно дрогнул свет.