ТЯЖЕСТЬ ЧУЖОЙ КРОВИ
1944 год. Муж Галины неожиданно вернулся с фронта — а она сама была уже на последнем месяце беременности… Опасаясь людских пересудов и грядущего скандала, она решилась на роковой шаг — отдать новорожденную девочку своей старшей сестре. Но это решение стало началом трагедии, которую она не смогла предотвратить.
Утро начиналось тревожно: туман висел над деревней, тяжёлый и холодный, а серый свет едва пробивался сквозь мутные окна. Галина стояла у печи, когда дверь с треском распахнулась, и вошла старшая сестра. Лицо её было пепельно-бледным, а в глазах плескался ужас.
— Галка… — прошептала она, словно задыхаясь. — Мне… мне плохо… тяжесть такая…
Галина почувствовала, как в животе похолодело.
— Ты о чём? Что за тяжесть?
Сестра опустилась на лавку, закрыв лицо ладонями.
— Ох, Галя… Я в положении. Понимаешь? Беременна. Беда-то какая! Похоронка на Колю ошиблась, он жив. Он скоро вернётся! А я… Господи, он же меня убьёт!
Последние полгода Надежда скрывала отношения с молодым ветеринаром. Сначала она думала, что муж погиб. Потом — что война всех перемелет и никто не узнает. Но вдруг пришло письмо: Николай жив, бежал из плена, возвращается домой.
Паника Надежды была безграничной.
— Галя… — прошептала она. — Возьми моего ребёнка себе. У тебя своих нет… Люди подумают, что ты родила, пока мы на лесопилке будем. А я потом скажу Кольке, что дитя умерло.
— Ты с ума сошла, Надя! — вспыхнула Галина. — Как ты это себе представляешь?
Но сестра была непреклонна. Она придумала план: уехать на лесопилку на несколько месяцев, родить там, а затем вернуться в село, объявив, что ребёнок — Галин.
И через пару недель сёстры уехали — далеко, в глушь, где ревели пилорамы и летела древесная стружка.
Там, в тесной казарме лесопилки, Надежда и родила Ульяну — крепкую девочку с пухлыми щёчками. Галина помогала ей круглые сутки, и между двумя женщинами постепенно возникло напряжение, которого раньше не было.
И вот однажды Галина тихо спросила:
— Надюша… ты уверена? Ведь пути назад не будет. Если я возьму девочку — она станет моей. Навсегда.
Надежда замолчала…
Её руки дрогнули.
Лицо исказилось.
И всё же она сказала:
— Да. Забирай. Так будет лучше.
Галина поверила ей.
Это было её самой страшной ошибкой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ — 3000 СЛОВ
(Новый текст. Полноценная историческая драма.)
ЧАСТЬ I. ДИТЯ ЧЬЕЙ-ТО ЛЖИ
Весна медленно вступала в свои права. Снег ещё лежал в тенях, чернея от грязи, но солнце уже нагревало крыши бараков, и с них капала вода. В казарме было душно, пахло кипячёным бельём, детским мылом и сырой древесиной.
Ульяне исполнилось три недели.
Галина носила её на руках, словно хрустальную вазу, боясь уронить или согреть слишком холодной ладонью. Девочка тянулась к ней, цеплялась пальчиками за её рубаху, а сердце Галины каждый раз вздрагивало.
Она впервые чувствовала себя матерью.
Такой судьбы она не ожидала.
Василий пропал без вести — и она уже почти смирилась, что останется одна. А тут — дитя, которому она нужна каждой клеткой.
И всё же каждый вечер, когда Надежда молча ложилась на койку и отворачивалась лицом к стене, Галина чувствовала тревогу.
Сестра передумала. Я это вижу.
Но Надежда держалась, словно боялась своего слова.
Однажды ночью Ульяна проснулась и заплакала. Галина, вскочив, едва не упала: слишком быстро поднялась. Она укутала девочку, прижимая к груди, а та затихла.
— Галя… — раздался сиплый голос из темноты.
Это была Надежда.
— Отдай мне её. На минутку. Я хочу подержать.
Галина напряглась.
— Рано тебе, Надюша… Ты же сама сказала…
— На минутку, говорю. Она моя. Моей кровью дана.
Галина медленно подошла и положила Ульяну в руки сестры.
Надежда дрожала.
Она прижимала дочь, вдыхала запах молока и пелёночной пудры.
— Господи… — прошептала она. — Как же я её люблю… как же я дура…
— Надя…
— Нет, всё правильно, Галя. Ты её подними. Ты добрая, ты честная… я? Я ненадёжная, как осенняя тропа.
Но голос её уже дрожал от сомнений.
Галина знала: это было только начало.
ЧАСТЬ II. ДОРОГА НАЗАД
К середине лета сёстры вернулись в село.
Они заранее продумали, как представить девочку:
будто Галина родила вдали от людей — после тяжёлой зимы, после похоронки, после своего горя.
И село поверило.
Поверило потому, что хотело верить.
Потому что война сделала людей осторожными: чужую боль не трогали.
Но у ворот Галины уже ждал человек, в котором она сразу узнала мужа — живого, исхудавшего, с глазами, которые видели слишком многое.
— Галя… — только и сказал он. — Ты…
А потом взгляд его упал на младенца.
— Это… наш?
Она не успела ответить.
Надежда шагнула вперёд.
— Наш! Наш, Вась! Господин Бог сжалился над вами обоими! Ты жив остался — и дочь ваша живая!
Слова упали, как камни.
Галина хотела что-то сказать, объяснить, но воздух превратился в вязкую массу.
Василий поверил сразу.
Он хотел верить.
Он подхватил девочку — Ульяна улыбнулась.
Галина смотрела, и сердце её сжималось от боли и счастья.
Но Надежда стояла рядом, прижимая к животу пустые руки.
Глаза её были темными.
И всё началось.
ЧАСТЬ III. ЗАВИСТЬ
Прошла неделя.
Две.
Три.
Галина кормила Ульяну грудью — молоко пришло чудом, от нервов и постоянного прижимания девочки к себе. Соседки качали головой:
— Вот она, настоящая мать.
А Надежда ходила, будто тень.
Иногда приходила.
Иногда — нет.
Но каждый раз, видя Ульяну на руках сестры, у неё начинали дрожать губы.
— Галя… дай её мне подержать.
— Конечно, Надюша.
Но чем чаще Галине приходилось возвращать девочку обратно в колыбель, тем отчётливее она понимала:
сестра не смирилась.
Однажды ночью Галина проснулась от странного звука.
Глухой, тихий плач.
Она поднялась и увидела…
Надежду.
Та стояла у колыбели и держала девочку на руках.
— Надя! Что ты делаешь?
Сестра вздрогнула, будто её поймали на краже.
— Я… я соскучилась…
— Ночью?
Надежда вскрикнула:
— Не имею права, да? Всё! Всё ты забрала! Мужа у меня нет, детей нет, и последнего ребёнка ты у меня отняла!
Галина похолодела.
— Ты сама… сама попросила…
— Глупая была! — кричала Надя. — А теперь… я хочу её обратно!
Галина прижала к себе девочку.
И впервые сказала:
— Нет.
Это было слово, которое разбило их сестринство.
ЧАСТЬ IV. ВОЗВРАЩЕНИЕ МУЖЕЙ
Через месяц в деревню вернулся Николай — муж Надежды.
Измождённый, хромающий, с глубоким шрамом через всю щёку.
Сначала он обнял детей.
Потом — жену.
А потом спросил:
— А младенец где?
Улыбка Надежды застыла.
— Умер? — тихо сказал он.
Тут бы Надежде и остановиться.
Но она смотрела на Галину — и её разрывало.
— Нет, — выдохнула она. — Она… она…
И вдруг Николай увидел Галины мужа с младенцем.
И всё сложилось.
— Это… наш? — спросил он сестру. — Надя?
— Это… — Надежда задрожала. — Это её! Они… они…
— Что ты несёшь?! — вскрикнула Галина.
Но было поздно.
Слово «блудница» разрезало вечерний воздух.
Собралось всё село.
Женщины шептались, мужики нахмуривались.
Василий стоял, как камень, и мрачно смотрел на Галину.
— Галя… скажи правду.
Она понимала, что сейчас рухнет весь её мир.
— Это… — Галина тяжело дышала. — Это не моё дитя по крови.
Толпа загудела.
Но она прижала девочку к себе.
— Но она моя.
Моя душой.
И я её не отдам.
Надежда закричала:
— Отдай! Это моя дочь! Моя!
И потянулась к ребёнку.
Но Василий шагнул вперёд — закрывая жену и девочку собой.
— Поздно, Надя.
Ты слово своё дала.
Учись держать.
И тогда Надежда рухнула на землю, билась в истерике, а Николай стоял мрачный, глядя на неё, как на незнакомку.
С этого дня судьбы всех троих переплелись узлом, который невозможно было развязать.
ЧАСТЬ V. УДАР СУДЬБЫ
Прошло два года.
Ульяне исполнилось два с половиной года.
Она бегала по двору, смеялась, тянула руки к Василию — называла его «па-па». А Галину — «ма-ма».
Но каждый раз, когда они с ней выходили к колодцу или шли в лес за хворостом, Галина чувствовала чей-то взгляд. Всегда один и тот же — горящий, обиженный, отчаянный.
Надежда следила.
Она стала нервной, срывалась на крик, теряла вес.
Дети боялись её.
Однажды Галина вышла во двор и увидела, как Надежда стоит у забора.
— Галя… — прошептала она. — Я… мне плохо. Верни её мне… хоть ненадолго. Пусть переночует у меня.
Галина покачала головой.
— Она не знает тебя.
Она боится.
Надя схватилась за голову, застонала.
— Господи… за что мне это?..
И в ту ночь произошло страшное.
ЧАСТЬ VI. ПОХИЩЕНИЕ
Галина проснулась от пустоты.
Колыбель была пуста.
Дверь — распахнута.
Холодный ветер бил по полу.
Сначала она онемела.
Потом закричала так, что птицы взлетели со всех крыш.
— Ульяна! УЛЬЯНА-А-А-А!!!
Сбежалось всё село.
Василий бегал по дворам, стучал в окна, рвал глотку.
Мужики схватили фонари, пошли к реке.
И только один дом стоял тёмный, как могила.
Дом Надежды.
Когда толпа выбила дверь, Надежда сидела на полу, прижимая девочку к себе. Ульяна плакала — так отчаянно, будто её резали ножом.
— Убери руки, — тихо сказал Василий.
— Это МОЯ дочь… — прошептала Надежда. — Бог мне свидетель…
— Ты украла ребёнка. — Голос Василия был ледяным. — Украла ночью. Куда хотела бежать?
Но Надежда только качала головой:
— Мне плохо без неё. Мне пусто. Мне жить незачем…
Галина прижимала к себе Ульяну, а та дрожала, как маленький воробей.
Николай стоял у стены — серый, как камень.
Он подошёл к жене и сказал одно слово:
— Убирайся.
Она подняла на него глаза — безумные, выплаканные.
— Коль…
— Уходи. Из нашего дома.
Я детей поднимать буду один.
Ты — мне больше не жена.
И он вышел.
А Надя сорвалась с места, кинулась следом, но дверь захлопнулась перед ней.
Село молча смотрело.
Галина шагнула к сестре.
— Надя… поехали ко мне. Ночь переночуешь…
Надежда посмотрела на неё так, будто впервые видела.
— Ты у меня всё забрала… всё…
И, шатаясь, пошла прочь, исчезнув в темноте.
ЧАСТЬ VII. ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ
Её нашли через два дня — в лесу, неподалёку от старой пасеки.
Сидела, прислонившись спиной к берёзе.
Глаза — открыты.
На лице — тишина.
Рядом лежал её потрёпанный платок.
Она умерла от переохлаждения.
Когда её тело принесли в село, Галина поняла: это конец той женщины, что была когда-то лёгкой, ветреной, смешливой.
Её сестры.
На похоронах никто не плакал.
Даже дети стояли тихо, глядя на землю.
Только Галина не могла остановить слёз.
А Николай, стоявший неподвижно, сказал после отпевания:
— Пожалеешь её — сам себя потом проклянёшь.
Она сама такую судьбу себе выбрала.
Но Галина знала: это неправда.
Судьбу ей выбрал страх.
И их общий грех — общий обман.
ЧАСТЬ VIII. ИСТИНА
Прошло пять лет.
Ульяне исполнилось семь.
Она росла счастливой, светлой девочкой.
Любила рисовать, пела песни, бегала босиком по росе.
Но каждый раз, видя в зеркале свои тёмные глаза и мягкие черты, Галина ощущала, как внутри что-то колет.
И однажды вечером Василий сказал:
— Галя, время пришло.
— О чём ты?
— О правде.
Она должна знать.
Не сейчас. Но когда подрастёт — обязательно.
Галина сжала руки.
— Боишься потерять?
— Бояться надо лжи. Только она разрушает семьи.
А правда… ранит, но лечит.
Галина опустила голову.
— Я… виновата во всём. Надя умерла из-за меня…
— Из-за нас, — поправил он.
Он обнял её.
— Но мы вырастим Ульянушку честно.
Как свою.
Как данную Богом.
И Галина поняла: когда-то она действительно совершила грех — взяла то, что ей самой было велено судьбой не брать.
Но теперь она знала:
её путь — искупить.
ЭПИЛОГ. ДВА ИМЕНИ
Когда Ульяне исполнилось двенадцать, Галина отвела её к старому берегу реки.
Там росла берёза.
Та самая.
Галина присела на корточки, взяла дочь за руку.
— Ульяша… я хочу рассказать тебе о женщине, которая очень тебя любила.
Сильнее жизни.
— Это бабушка? — наивно спросила девочка.
Галина покачала головой.
— Это… твоя первая мама.
Моя сестра.
Её звали Надежда.
Ульяна широко раскрыла глаза.
— Но ведь ты — моя мама…
— Я — мама.
Но она дала тебе жизнь.
И Галина рассказала всё.
Без лжи.
Без утаивания.
С болью.
С любовью.
С правдой.
Ульяна плакала тихо.
Слушала.
Сжимала мамину руку.
А потом сказала:
— Мам… она была несчастной. Её надо простить.
И ты…
и я…
Галина впервые за долгие годы почувствовала, что тяжесть, давившая ей грудь, исчезла.
Она обняла дочь.
Долго.
Молча.
На ветру шелестела крона берёзы, словно обещая, что тень прошлых грехов наконец рассеивается.
И Галина знала:
девочка, которую она однажды взяла из чужого лона, стала её истинной дочерью — не по крови, а по сердцу.
Тем, кто был послан, чтобы излечить её.
Тем, ради кого она сама смогла стать другим человеком.
И имя Надежда — отныне — перестало быть для неё проклятием.
Оно стало светлой памятью.
И спасением.