«Я думал, что спас щенка… но в моей ванной оказался вовсе не пёс»

«Я думал, что спас щенка… но в моей ванной оказался вовсе не пёс»

Я работаю на химическом заводе, стоящем почти вплотную к лесу. Всего десять минут пешком — и уже слышен плеск реки. После смены я нередко шёл домой вдоль берега: тишина, запах сырой травы, редкие крики птиц помогали выветрить из головы гул цехов и свист механизмов.

В тот вечер небо нависло низким тяжёлым куполом, воду укутывал серый туман, словно река стыдилась собственного отражения. Я уже собирался свернуть к пристани, когда заметил на берегу странный комок — будто кто-то свалил в кучу землю, траву и клочья шерсти.

Поначалу я решил, что это мусор, прибитый течением. Но ровно в тот миг, когда я уже хотел пройти мимо, «куча» медленно пошевелилась.

Я замер.

Подойдя ближе, я разглядел едва заметное движение — она дышала. Это было крошечное существо, насквозь промокшее, слипшееся от грязи. Уши безвольно свисали, глаза приоткрыты лишь на щёлочки, а всё тельце дрожало мелкой, изматывающей дрожью.

— Бедняжка… — вырвалось у меня.

Я сразу решил, что это щенок. Таких у нас в округе часто подбрасывают — люди думают, что лес «сам разберётся». Река была совсем рядом, и мерзкая мысль о том, что малыша могли попытаться утопить, обжала грудь ледяными пальцами.

Я осторожно поднял его. Тельце было тёплым, но дрожало так, будто внутри включили моторчик. Существо тихо поскуливало и инстинктивно прижалось ко мне. Я завернул его в куртку и побежал домой, не разбирая дороги. Всё это время оно то ли скулило, то ли тихо постанывало.

Дома я сразу набрал в ванну тёплую воду. Осторожно положил туда грязный комочек и начал аккуратно смывать слипшуюся грязь ладонями. Вода мгновенно почернела. Шерсть, казавшаяся бурой, стала светлеть. И чем больше я отмывал его, тем сильнее внутри меня поднималась липкая, тревожная паника.

Передо мной был не щенок.

Я резко отшатнулся, едва не поскользнувшись. Сердце грохотало так, будто кто-то бил ломом по рёбрам. Из воды на меня смотрело существо с вытянутой мордочкой, слишком узкой для собаки, с непривычно острыми ушами и странными, почти человеческими глазами.

Это был… лисёнок.

Или не совсем лисёнок.

Шерсть была слишком светлой, почти серебристой. Зрачки — непропорционально большие. А лапки тонкие, с крошечными, но очень цепкими коготками. Он смотрел прямо на меня и не скулил — наоборот, выражение его мордочки было настороженным и, как ни странно, осмысленным.

Я машинально сделал шаг назад.

— Только этого мне не хватало… — прошептал я.

В голове вихрем пронеслись десятки мыслей: дикая природа, бешенство, штрафы, ветеринарная служба, карантин. Я хотел было позвонить в службу отлова, но рука так и не потянулась к телефону.

Лисёнок тихо пискнул.

В этом писке не было страха — лишь слабость и усталость. Я увидел, как он пытается опереться на заднюю лапу… и тут же падает. Она была вывернута под неправильным углом.

Тогда страх уступил место другому чувству — жалости.

Я аккуратно достал его из воды, завернул в старое полотенце и уложил в коробку из-под инструментов. Он не сопротивлялся. Только тихо дышал, едва заметно шевеля носом.

Ночь я почти не спал. Постоянно подходил, проверял, жив ли. Лисёнок иногда вздрагивал, поскуливал во сне, словно ему снилось что-то плохое.

На рассвете я отвёз его в ветеринарную клинику в соседнем посёлке. Врач, пожилой мужчина с усталыми глазами, долго осматривал находку, делал снимки, щупал лапу.

— Это не совсем обычный лис, — наконец сказал он. — Помесь. Похоже на скрещивание с домашней породой. Такое иногда бывает… если люди «играются» с дикой природой.

— Он выживет? — спросил я, не узнавая свой голос.

— Если повезёт. Лапу придётся фиксировать. И кормить специальным кормом. Дикое животное — это не игрушка.

Я кивнул. Внутри всё сжалось. Я вдруг понял, что назад в лес его просто так не отпустишь. Слишком слабый. Слишком ручной. Его там просто разорвут.

Так лисёнок остался у меня.

Я назвал его Туман — в честь того самого вечера у реки.

Первые недели были самыми тяжёлыми. Туман боялся резких движений, людей, громких звуков. Иногда он так забивался в угол, что начинал тихо выть. Я садился рядом на пол, не делая резких движений, и просто говорил с ним. О работе, о реке, о небе — обо всём. Он слушал, не моргая.

Со временем между нами выросла странная, тихая связь. Он уже не прятался, когда я приходил. Осторожно подходил, тыкался мокрым носом в ладонь. Иногда позволял погладить себя за ушами.

Но однажды случилось то, что я до сих пор не могу объяснить.

Ночью я проснулся от звука, будто кто-то пытается открыть дверь. Сначала подумал — показалось. Но затем послышался чёткий скрип ручки. Я вскочил, схватил фонарик и направился в коридор.

Дверь была приоткрыта.

А возле неё стоял Туман.

Он смотрел на меня — совершенно спокойно. И в его взгляде не было звериного ужаса, только странная сосредоточенность.

Я замер.

— Ты… ты это сделал? — прошептал я.

Он медленно опустил лапу. Ручка двери качнулась.

В тот момент по спине пробежал ледяной холод. Это было не случайное движение. Он понимал, что делал.

С того дня я стал замечать странности всё чаще. Он словно понимал человеческую речь. На определённые слова реагировал почти осознанно. Когда я говорил «есть», он бежал к миске. Когда произносил «нельзя», замирал.

Но самым страшным стало другое.

Иногда по ночам, просыпаясь, я ловил на себе его взгляд. Он сидел у кровати и смотрел так, словно изучал меня. Долго. Внимательно. Слишком внимательно для животного.

Я начал бояться.

Однажды я нашёл в интернете старую статью о гибридных животных, выведенных в подпольных лабораториях возле промышленных зон. Эксперименты, утечки, полуживые существа, выброшенные в лес, как ненужный мусор.

И тогда меня накрыло осознание.

Я работаю как раз на таком заводе.

Туман был не просто брошенным зверьком.

Он был тем, от чего кто-то решил избавиться.

Вопрос был только один:

что именно я принёс в свой дом в ту туманную ночь?

Продолжение. Глава 2: Следы, которых не должно быть

После той ночи я уже не мог относиться к Туману как прежде. Вроде бы всё было по-старому: он ел из миски, осторожно переступал по кухне, иногда даже позволял себе короткие игры — гонял скомканный фантик по полу. Но внутри меня поселилось тяжёлое, липкое ощущение, будто в моём доме живёт не просто зверёк, а нечто куда более сложное и опасное.

Я начал запирать дверь в спальню на ночь.

Не потому, что Туман нападал. Нет. Он по-прежнему был тих, ласков по-своему, даже зависим. Но его взгляд… Этот взгляд преследовал меня. В нём не было звериной пустоты. В нём было внимание. Осмысленное, цепкое, почти человеческое.

На работе я ходил как в тумане. Конвейеры гудели, химические пары смешивались в тяжёлый сладковато-металлический запах, а в голове снова и снова крутилась одна мысль:

что если он результат эксперимента?

Я начал прислушиваться к разговорам коллег. Раньше такие слухи пролетают мимо — кто-то что-то видел, кому-то что-то приснилось. Но теперь каждое слово резало слух.

— Ты слышал, охрана опять ночью кого-то ловила у старого корпуса? — шепнул мне слесарь Витька.

— Бомжей? — спросил я.

— Нет… говорят, что-то вроде зверя. Камера сработала, а потом изображение пропало.

У меня внутри всё оборвалось.

— Какого зверя? — я старался говорить безразлично.

— Да кто его знает. Силуэт странный. Не собака. И не человек.

В тот вечер я шёл домой быстрее обычного. Река была спокойная, туман снова стелился по воде, как будто нарочно возвращая меня к тому самому вечеру. Сердце стучало в горле.

Дома меня встретила тишина.

Слишком плотная.

— Туман? — позвал я, снимая куртку.

Ответа не было.

Я прошёл на кухню — пусто. В ванной — пусто. В коробке, где он обычно спал, только смятое полотенце.

Меня охватила паника.

— Туман! — уже громче.

Я бросился к входной двери. Она была приоткрыта — ровно настолько, как он оставлял той ночью.

В груди будто взорвалась пустота.

Я выбежал во двор, потом к реке. Звал, освещал фонарём кусты, тропинки, берег. В ответ — только плеск воды и редкие вскрики ночных птиц.

Я искал его до рассвета.

Безрезультатно.

Под утро, измученный и промокший от росы, я вернулся в дом. Сердце сжималось от странной, нелепой тоски. Я поймал себя на том, что мне страшно не за себя — мне страшно за него.

Я налил себе холодной воды, сел на диван и только тогда заметил следы.

На полу, ведущие в сторону спальни, тянулась цепочка мокрых отпечатков лап. Маленьких. Чётких. Как будто кто-то специально прошёлся по линолеуму, оставляя доказательства.

Следы вели к моей тумбочке.

На ней лежал телефон. Под ним — записка.

Моя рука задрожала, когда я взял её. Бумага была влажной, словно её держали мокрыми лапами.

На записке неровными, странно выведенными буквами было написано:

«НЕ ИЩИ МЕНЯ. ТЕБЕ ОПАСНО.»

Я смотрел на эти слова несколько минут, пока не понял, что перестал дышать.

— Это невозможно… — прошептал я.

Я сам проверил все окна, двери, замки. Никто не мог войти незаметно. И всё же записка была здесь.

Я не пошёл в тот день на работу.

Вместо этого я отправился туда, куда боялся идти больше всего — к старому корпусу завода, который давно считался законсервированным.

Глава 3: Старый корпус

Корпус стоял в стороне от основных цехов, почти у самого края леса. Раньше сюда возили отходы, сырьё, экспериментальные образцы. Потом произошёл «инцидент» — так его называли официально. Несколько человек пострадали, оборудование вывели из строя, и здание закрыли.

Но закрыли ли по-настоящему?

Я перелез через проржавевшие ворота. Внутри пахло сыростью, гарью и чем-то ещё — сладким, гнилым.

Коридоры были пусты, но не мёртвые. Я чувствовал это кожей. Как будто стены помнили всё, что здесь происходило.

И тогда я услышал звук.

Тихий, едва различимый… почти как тот самый писк у реки.

— Туман… — выдохнул я.

Я пошёл на звук, осторожно, стараясь не шуметь. Он привёл меня к полутёмному помещению за старой лабораторной дверью. Внутри было холодно. Лампы не горели. Только слабый свет пробивался через треснувшие окна под потолком.

И я увидел клетки.

Пустые.

Много клеток.

Некоторые были сломаны, некоторые — открыты. На полу — клочья шерсти, высохшие пятна, ржавые лотки.

В центре зала стояла последняя клетка.

А в ней — он.

Туман.

Живой.

Он сидел, сжавшись в углу, и смотрел на меня тем самым взглядом — спокойным, внимательным, странно осмысленным. Его лапа всё ещё была немного перевязана — знакомая повязка, которую я менял ему дома.

— Ты сбежал… — прошептал я. — Зачем ты вернулся сюда?

И тогда произошло то, чего мой разум больше не мог объяснить.

Он поднялся на задние лапы.

Не на мгновение, как звери иногда делают. Он встал уверенно, как человек. Передними лапами упёрся в прутья клетки.

И медленно, чётко произнёс:

— Потому что здесь… такие же, как я.

Мой мир рухнул без звука.

Я попятился, ударился спиной о холодный стол. Ноги перестали меня слушаться.

— Ты… ты говоришь? — прошептал я, не чувствуя языка во рту.

— Немного, — ответил он. — Я долго учился. Наблюдал за тобой.

— Кто ты? — выдавил я.

— Ошибка, — сказал Туман. — Или результат. Это кому как больше нравится.

Он рассказал мне всё.

О подпольных экспериментах. О скрещивании. О том, как ученые пытались создать животных с повышенным интеллектом для поисковых работ в опасных зонах. О том, как проект закрыли, когда существа начали «думать слишком много». Как их собирались утилизировать.

— Меня почти утопили, — сказал он спокойно. — Кто-то пожалел. Не смог добить. Ты нашёл меня.

Я вспомнил тот тёплый, дрожащий комок у реки. И у меня задрожали руки.

— Тебе нельзя здесь оставаться, — прошептал я. — Они вернутся. Они тебя уничтожат.

Туман покачал головой.

— Они уже возвращаются.

И словно в подтверждение его слов снаружи раздались шаги. Тяжёлые, уверенные. Лучи фонарей заскользили по выбитым окнам.

Я понял главное:

если они узнают, что я видел — я больше не выйду отсюда.